Софи опросила друзей, чтобы выяснить, в какой одежде они больше всего нуждаются: в идеальной юбке, идеальной рубашке, идеальных прямых брюках.

В субботу утром она работала над девятой версией классической рубашки, которая начала уже понемногу сводить ее с ума. Пришел Кристофер, нагруженный пакетами. Женщина посмотрела на него.

— Может, все же классическая белая мужская рубашка из хлопка? — спросила она.

— Нет! — Парень поцеловал любимую. — Она должна немного напоминать Милашку Чарльза, словно на ней есть кружевные манжеты…

— И в то же время нет…

— И фигурные буфы.

— Но без них?

— А что не так с фигурными буфами?

— Придется найти старушек, до сих пор умеющих мастерить такое. Буфы в Париже не делают уже лет тридцать… — Софи вскочила. — Пойду-ка прогуляюсь, посмотрю на ткани на Рю де ла Шоссе д'Антин… или просто flâner dans la rue…

— Дорогая, возьми с собой Габи. Может, мне придется выйти…

Кристофер знал смысл фразы flâner dans la rue — «идти куда глаза глядят».

— А я думал, ты терпеть не можешь истеричных домохозяек, которые выхватывают ткань из рук.

Парень старался не выказывать подозрений.

— Сейчас я сама выхвачу ее у кого угодно.

— Хочешь, я составлю тебе компанию?

— Я, пожалуй, заскочу к Инес. У нее проблемы с каким-то мужчиной: подруга не сможет мне довериться, если ты будешь слушать.

Женщина будто исчезла, а потом появилась накрашенная и одетая в бордовый костюм с кардиганом от Шанель. Слишком элегантно для похода по магазинам.

— Выглядишь замечательно. Когда вернешься?

— Пожалуй, не буду называть точное время, чтобы ты не волновался, если опоздаю. Но конечно же, до пяти. Au revoir.

Она наклонилась, поцеловала юношу в лоб, подхватила Габи на руки и вышла за порог. Захлопнулась дверь. Кристофер вскочил на ноги. Зачем красивые девушки ходят в «Риц»? Будь проклята Жислен за то, что посеяла в его мыслях семя ревности! «Британский ангел» решил проследить за мамой своего ребенка, чтобы выяснить, куда «ее глаза глядят» на этот раз. Если Софи направится в «Риц», он поймает ее с поличным.

Кристофер был уверен, что лицо «Шанель» не догадывается о слежке. Она быстро шла по Елисейским Полям, держа на руках Габи, а потом — «хвост» удивился — встала на остановке и дождалась автобуса. Прячась в дверном проеме, он гадал, сможет ли заскочить в тот же транспорт незамеченным.

Когда подъехал автобус, на остановке уже толпились люди. Кристофер выждал, пока последний человек зайдет в салон, побежал и прыгнул на платформу. Кондуктор тут же позвонил в колокольчик. Софи была внутри. Юноша повис на поручне и отвернулся. Он выскочит, не доезжая до «Рица», и пробежит оставшийся путь. Автобус прогромыхал по Елисейским Полям, плавно проплыл вокруг Ронд-Пуан и выехал на площадь Согласия. Молодая мама приготовилась выходить. Парень повернулся к ней спиной, подождал и спрыгнул с платформы. Софи двинулась к площади Мадлен. Зашла в «Фошон», куда женщины приходили за пирожными, и купила булочек. Которые терпеть не могла. Интересно зачем?

Кристофер поболтался по площади, потом прислонился спиной к старой церкви, разглядывая Софи через витрину. Она появилась на улице, держа в руках коробку с лентой «Фошон»: подарок для любовника? Юноша ощутил, как внутри заворочался змей ревности. Он отстал от Софи шагов на тридцать. Дама шла к «Рицу».

Саманта сидела у кровати отца в реанимации «Маунт Синай», просматривая раздел «Стиль» в «Нью-Йорк таймс». Она провела тут целый день. Клаус, развалясь в кресле, читал книгу.

Первое, что девушка подумала, увидев папу: «Как же он одряхлел!» Огромный, слегка неуклюжий мужчина внезапно постарел и отощал. Под простыней вырисовывалась хрупкая фигура, лицо осунулось, хотя большой нос и седая шевелюра по-прежнему выделялись. Дочка не могла без слез смотреть на него. Неужели это тот сильный человек, который всегда о ней заботился? Он просто не может стать инвалидом!

— Если он не поправится, я сожгу все свои вещи от Шанель, — поклялась она. — Даже камелии.

— Зачем ты так? — Парень потер глаза. Они оба почти не спали.

Саманта взглянула на фотографа.

— Не могу перестать думать, что это наказание за одержимость Коко.

— В случившемся никто не виноват, — тихо произнес мужчина. — Ты так сильно любишь отца, что готова сжечь вещи от своего кумира?

— У меня больше нет родственников, — прошептала Саманта. — Кроме нескольких кузин-деревенщин, не способных отличить пиджак «Шанель» от пижамы «Мейси».

— Не говори так о своей семье, — раздался еще один голос.

— Что? — Девушка глянула на Клауса.

Тот молчал.

Саманта наклонилась и внимательно посмотрела на отца. Веки Шандора Липштадта задрожали, и он открыл глаза.

— Папочка!

— Ты проделала такой путь, чтобы навестить меня?

— Ах, папочка, ты помнишь меня! — Слезы заструились по щекам американской модницы, унося с собой тушь. — А помнишь, кто ты?

— Конечно. Умирающий старик.

— Ты не умрешь, папочка! По крайней мере, пока не увидишь мой наряд от мадемуазель. Все-все подлинное! Ты нужен мне живым! Ты должен вложить кучу денег в фирму моего талантливого друга. В любом случае, врачи сказали, с тобой все будет в порядке.

Саманта присела на пол, подняла руку отца и прикоснулась к ней губами.

— Ах, папочка, я так волновалась. — Она кивнула жениху. — Папочка, это Клаус…

В поле видимости пожилого мужчины появилось еще одно лицо.

— Здравствуйте, мистер Липштадт. — Немец старался тише стучать каблуками. — Я хотел бы попросить руки вашей дочери.

— Ее руки? — нахмурился старик. — Зачем вам ее рука? А если я отдам вам руку, вы меня отсюда вытащите?

Парень кивнул.

— Забирайте руку, забирайте ногу, забирайте что захотите. Только верните меня в мою собственную постель.

— Клаус недавно купил для нас огромную квартиру в Париже, — похвалилась Саманта. — Там есть три небольшие детские, но я переделываю их в гардеробные…

— Пожалуйста, дети… — Мужчина положил руку на сердце. — Сделайте две гардеробные и одну детскую. Я хочу увидеть внука!

— Вот такой у меня папочка! — Саманта подмигнула Клаусу.

Софи зашла в «Риц» через черный ход, ведущий в «Американский бар». Кристофер наблюдал, как она прошла мимо вращающейся двери, подождал несколько секунд и двинулся следом. Заметил красный костюм любимой в конце коридора, ведущего в фойе. Схватил с кресла «Геральд трибьюн» (вдруг манекенщица обернется, надо прикрыть лицо). Добрался до фойе. «Объект» как раз зашел в лифт. Двери закрылись. Юноша поглядывал на табло из-за газеты: один, два, три… Четвертый этаж. Там жила Шанель.