Гном болезненно скривился. Казалось, старик Экзот и правда настолько напуган, что даже разговор на эту тему причиняет ему немалые душевные терзания.

— Впрочем, мне нет дела до ваших страхов, господин гном, — резко переменил тему молодой маг. — Мне нужна карта, и я знаю, что она у вас есть.

В тот момент мне показалось, что старик Экзот не на шутку испугался. Он подался назад и вперился взглядом в темный проем капюшона сидящего напротив мага. В глазах гнома стоял ужас.

— Но откуда вы… Откуда вам это известно? — внезапно севшим голосом прошептал он.

— Вы забываете, с кем имеете дело, господин гном, — ледяным тоном отозвался голос из капюшона. — Затрудняюсь сказать, что подвигло вас нанести на бумагу путь к тому месту, где находится вход в описанный вами мир… Вы ведь испытываете животный ужас при воспоминании о нем. Не знаю, планировали вы вернуться туда или нет, но карту вы все же создали. И сейчас она при вас. Она нужна мне, господин гном.

Старик за противоположным концом стола затрясся, словно от лихорадки.

— Дайте ее мне, — спокойно и уверенно произнес маг. — Избавьте себя от искушения вернуться в то место, одно лишь воспоминание о котором заставляет вас холодеть от страха. Когда вы избавитесь от карты, вам станет легче. Отдайте ее мне. Я унесу с собою ваш самый страшный кошмар, и больше вы никогда меня не увидите. Решайтесь, господин гном.

Со своего места я видел, как старик Экзот дрожащими руками полез во внутренний карман сюртука и вынул на свет небольшой свиток пергамента. На какой-то миг он зажал его в руке, но потом с судорожным и одновременно облегченным вздохом протянул свиток сидящему напротив человеку.

Из плаща показалась рука в темной перчатке. Молодой маг принял от старого гнома свиток, который тотчас исчез под плащом.

— Вы приняли правильное решение, господин гном, — послышался из капюшона приглушенный молодой голос. — Как я и обещал вам: наши пути больше не пересекутся. Прощайте.

Не успел еще смолкнуть голос мага, как плащ его с капюшоном прямо на моих глазах с тихим хлопком упал на скамью, а хозяин этого плаща исчез, словно обернулся сизой дымкой и растворился в ночи.

Тут уж махнул я рукою на всю свою конспирацию и бросился к выходу из бара. Но кроме юркнувшего под лестницу паука, которого спугнуло мое шумное появление, во дворике никого не было.

— О способностях тогдашнего главы гномьей общины, — подытоживая рассказ, говорил Барбарис, — мне, конечно, пришлось доложить Триумвирату. Слишком долго старик Экзот злоупотреблял доверием нашего брата и своими тайными способностями. Гномы народ вольнолюбивый. Не любим мы, когда нами вертят, как хотят, при помощи всяких магических штучек… пусть даже они и не магические вовсе. Да и кому это вообще может прийтись по душе, когда ты не своим умом живешь, а делаешь, что тебе велят чужие мысли в твоей голове.

Барбарис глубоко вздохнул и нахмурился.

— Старик Экзот с поста главы общины ушел сам. А вскоре и вовсе покинул Троллинбург, уехав в неизвестном направлении. Что касается того молодого мага… Так и не удалось выяснить, кто он был. Как оказалось, Экзот ни имени его не знал, ни лица никогда не видел, а узнавал только по голосу, что совсем не выглядит удивительным. Я-то слышал голос того молодого мага. Такой голос ни с каким другим не спутаешь. А что связывало Экзота с этим магом, каков был перед ним долг гнома — того мы так и не узнали. Как я уже сказал, покинул Экзот Троллинбург. Скоропалительно. Никаких ниточек по себе не оставил.

Барбарис махнул рукой.

— Да и не о нем я сейчас толкую. — Он многозначительно посмотрел на Милу. — Это я тебе к тому все рассказал, чтобы ты понимала, насколько чуждо нам и насколько опасно то, что притаилось в руинах Харакса.

В глазах Барбариса мелькнула тревога, которая передалась и Миле, — рассказ старого гнома пошатнул ее уверенность, что руины Харакса не могут быть страшнее улицы Ста Личин и улицы Безликих прохожих. Теперь уже она считала иначе.

— Будь осторожна, девочка, — напоследок сказал Барбарис. — Может статься, что и магия твоя не сможет тебе помочь, если угодишь в ловушку одного из этих чужих мирков. Так что… ты уж лучше не рискуй понапрасну, смотри в оба и постарайся обойти все эти капканы чужих миров стороной. Подальше от беды.

* * *

Знакомый сон принял ее в свои безжизненные, молчаливые объятия. Она стояла на камне, венчающем похожее на холм возвышение, — босая девушка в белом платье до колен. С этого камня хорошо открывался вид на окружающий ландшафт. Но смотреть было не на что. Кругом не было ничего, кроме камней, если не считать тумана, сквозь который виднелся налитый свинцовой тяжестью окоем.

Кто-то позвал ее — не голос даже, а словно эхо, заблудившееся среди камней. Мила обернулась: позади нее, в тумане, проступали руины старой крепости. Голос-эхо вновь донесся до ее ушей. Мила поняла, что голос звал ее оттуда, из руин.

Кто-то заблудился в руинах, подумала она, спускаясь с большого камня. Ноги словно сами собой повели ее к окутанным тишиной развалинам. Она никак не могла понять, куда пропали все звуки, даже ее шаги были беззвучны. С робкой тревогой, опутывающей ее сердце невидимой паутиной, Мила посмотрела по сторонам.

«Почему так тихо?» — назойливо звучала в голове одна и та же мысль. — «Откуда сюда пришла эта тишина?».

Когда этот вопрос прозвучал в ее сознании, она уже знала каким-то невероятным образом, что давно, бесконечно давно эта земля не была такой молчаливой. Понимание возникло словно само по себе или пришло неведомо откуда, но теперь Мила знала, что тишина была здесь захватчицей. Однажды тишина пришла сюда и больше уже не уходила, пленив это место, сделавшись здесь владычицей. Но откуда она пришла? Ответа не было.

Стены, камни, башни, ступени — Мила бродила меж развалин, изо всех сил прислушиваясь. Кто-то звал ее. Этот голос-эхо был единственным звуком здесь. Она никак не могла определить, откуда он доносится до нее. Полуразрушенные стены и башни напоминали лабиринт.

Голос сделался громче и она, наконец, разобрала одно-единственное слово, дотянувшееся до нее ледяным прикосновением: «Ми-и-и-и-и-и-и-ла-а-а-а-а-а». И тотчас Милу сковал железными оковами страх. Она попятилась. Что-то опасное было в том, как произнес ее имя тот, кто звал ее. Она вдруг с пугающей ясностью поняла, что ей совсем не хочется встретиться с ним — с Тем-Кто-Зовет.

Медленно покачав головой из стороны в сторону, Мила прошептала «нет» и бросилась бежать — назад, прочь из руин! Ей казалось, что жуткое «Ми-и-и-и-и-ла-а-а-а-а» догоняет ее, касается ее волос, ее лопаток чем-то тонким, липким. Она бежала все быстрее, не слыша своего бега. Задыхаясь, Мила увидела впереди раскрытый арочный проход, где раньше должны были быть крепостные ворота. Она устремилась к спасительному выходу…

Сон переменился. По-прежнему одетая в белое платье до колен и босая, Мила стояла теперь посреди знакомого внутреннего дворика Северных Грифонов. Все вокруг было засыпано снегом — белым-бело. Со всех сторон на Милу смотрели узкие стрельчатые окна особняка и неподвижные грифоны.