уже тошнит от этой комнаты и этой кровати, — перебил я. — А Хантингдона наверняка тошнит от осады Аннеслея. Не знаю, что он задумал, но чувствую — он жалует сюда не на кубок вина.

По лицу Робина было видно, что здесь он со мной согласен.

— Толку от меня сейчас немного, знаю, но я хочу быть у ворот вместе со всеми, когда явится граф. Как бы ни повернулось дело, не желаю ждать своей судьбы в этой каменной дыре.

Локсли задумчиво покусал губу и кивнул:

— Хорошо. Сейчас принесу твои шмотки.

Моя собственная одежда, видно, оказалась в плачевном состоянии, потому что половина шмоток, которые приволок мне Робин, принадлежала Олифанту. Я не стал спрашивать, одолжил он их с разрешения владельца или без оного.

Робин подставил мне плечо, я вцепился в него, кое-как поднялся и шагнул. Поскрипел зубами и снова шагнул. И еще раз. Лиха беда начало!

Плевать, что при каждом шаге меня простреливала дикая боль, — я справлялся, хотя Локсли и приходилось нелегко.

Устраивая через каждые два десятка шагов небольшую передышку, мы спустились по лестнице, и я впервые за пять дней шагнул из донжона на солнечный свет… У меня заслезились глаза, таким он был ярким.

За последний год мне чаще приходилось спать под открытым небом, чем под крышей, я давно уже к этому привык и больше не скучал по потолку над головой, по подушке и по кровати. Наоборот, за последние дни я отчаянно соскучился по свежему воздуху, по облакам и по запаху нагретой солнцем травы. Ну, или, на худой конец, по грязному двору замка, где меня хотя бы не стискивали со всех сторон холодные каменные стены.

Мы спустились по крутой деревянной лестнице во внутренний двор, и Робину пришлось усадить меня на нижнюю ступеньку, чтобы дать чуть-чуть отдышаться. Потом мы снова двинулись в путь и, пройдя через распахнутые ворота, оказались во внешней части двора, забитой хозяйственными постройками.

Здесь бродили куры, шастали клокастые тощие собаки, и не успел я прохромать пары шагов, как нас с Робином окружили вольные стрелки — заросшие, измученные, свирепые… и веселые.

Вот уж не думал, что мой вид может сейчас кого-то взбодрить! Парни сгрудились вокруг меня с радостными криками, Вилл и Аллан в приступе энтузиазма все порывались похлопать меня по спине, а Барсук даже попытался обнять, но Локсли злобно на них огрызнулся и помог мне опуститься на колоду возле одного из сараев.

Да, силен я, раз меня приходится оберегать от дружеских приветствий!

Прислонившись спиной к нагретым доскам, я спросил:

— А где Ли?

— Твой тесть решил сам подняться на крышу донжона, посмотреть, не затевает ли чего Хантингдон, — объяснил Тук.

— Ясное дело, затевает! — оскалился Статли. — Он не отвалит, пока не получит наши головы и наше добро! Я так вообще не стал бы впускать его в замок, а уж если впустил бы, то…

— Хантингдон поднял белый щит, — непонятно, как Ричард Ли, на котором было боевое облачение, включая длинную кольчугу с капюшоном и металлические поножи, ухитрился появиться рядом почти бесшумно. — Поэтому мы его впустим и выслушаем все, что он захочет сказать. Только выслушаем, — посмотрев на Вилла, многозначительно подчеркнул рыцарь.

— Само собой! — осклабился Вилл, поглаживая лук.

У всех парней было такое же отличное оружие из испанского тиса, какое появилось у Локсли, только Тук остался верен своему пристрастию к арбалетам.

И пришлось же мне потрудиться, чтобы убедить монаха, что ему не к лицу встречать парламентера с греховным оружием в руках! Но в конце концов я все же его убедил, и, когда заскрипела, поднимаясь, наружная решетка, я сидел напротив нее с арбалетом фриара на правом колене. С оружием я чувствовал себя не таким никчемным — и все-таки вполне понимал парней, которые предусмотрительно встали так, чтобы не получить от меня ненароком в спину арбалетный болт. Поднять арбалет одной рукой я бы сумел без труда, но вот как следует прицелиться было сейчас проблематично.

Снаружи протрубил рожок, Олифант и трое дюжих слуг потянули за цепи, опускающие подъемный мост. Все аутло быстро поправили за спиной колчаны и в последний раз проверили луки. Тук скромно оперся на длинную палку с железными наконечниками, носить которую монашеской братии не возбранялось.

Ричард Ли, стоя впереди всех на неширокой мощеной части двора, терпеливо ждал, пока Олифант и слуги расшевелят сперва внешнюю, а потом внутреннюю решетки. Последняя поднималась целую вечность, судорожными короткими рывками, но наконец все же поднялась, и под ней шагом проехал всадник на вороной лошади — без копья, без щита, только при мече.

Я сразу узнал его по мрачно-гордому лицу, по гербу, вышитому на сюрко: к нам и вправду пожаловал граф Дэвид Хантингдон собственной персоной. Два месяца, проведенные в шкуре благородного сэра Гринлифа, помогли мне достаточно изучить эту породу, чтобы понять — то, что предводитель осаждающих явился в замок один, говорило либо о его стремлении щегольнуть своей храбростью, либо о желании выказать презрение к противнику.

Скорее всего, второе, потому что граф ответил на приветствие Ричарда Ли с ледяной вежливостью и отказался сойти с коня, когда Олифант подошел, чтобы принять у него поводья.

Пожав плечами, сакс отступил и прислонился спиной к большому деревянному барабану, на который наматывалась удерживавшая решетку цепь.

— Должно быть, вы очень спешите, раз не желаете даже спешиться, граф Хантингдон, — Ричарду Ли почти удалось перещеголять в высокомерии могущественного йоркширского лорда. — Я готов выслушать то, что вы хотите сказать.

Хантингдон обвел глазами людей, собравшихся, чтобы его встретить, и я быстро выпрямился, приняв как можно более бравый вид. Разве не видно — я просто присел погреться на солнышке с арбалетом на колене, а повязки ношу так, для форсу?

Задержавшись взглядом на каждом из стрелков не дольше, чем на рыжей кошке, разгуливающей по краю сарая, Дэвид Хантингдон снова уставился на хозяина замка.

— Я прибыл сюда, чтобы в последний раз воззвать к вашему благоразумию, сэр Ли, — тяжело проговорил он. — Выдайте объявленных вне закона воров, которых вы у себя укрыли, или дайте моим людям войти и забрать аутло. Я делаю это предложение в последний раз. Если вы опять ответите отказом, ваш замок будет сметен с лица земли, владения будут конфискованы, иммунная грамота, дарованная Аннеслею королем Генрихом, будет отнята. И если дойдет до штурма, я не поручусь низа вашу жизнь, ни за жизнь вашей дочери. Так стоит ли рисковать всем, что у вас есть, чтобы спасти от заслуженного наказания подлых воров, грабителей, душегубов?

Ричард