нашептала что-то не то! — гаркнул оправившийся от неожиданности Дик. — Ну, если Малютка сейчас покроется шерстью или у него вырастут рога, стоит сбросить французскую мерзавку со стены, даже без помела!..

Слова Бентли прибавили шума и крика — Катарина, похоже, приняла замечание насчет рогов на свой счет.

Локсли продолжал утихомиривать Джона, который все вопил что-то на своем диковинном языке, порываясь привстать.

— Да говори же по-английски, черт! — взмолился наконец Робин Гуд, силой удерживая товарища на постели.

— Я убью эту ведьму!!! — прокричал Джон, рухнул на подушки и яростно обложил еще какого-то кота, мешая саксонские и чужеземные слова.

Вытащив кашляющую Мадлен в коридор, Ричард Ли подумал, что идея насчет святой воды была очень даже неплоха… Кстати, на всякий случай стоит покропить ею и «ведьму из Лонжюмо», — хорошо, что в день Святого Иосифа он привез целый кувшин святой воды из ноттингемской церкви Святой Марии…

Ли забыл все свои сомнения и бегом бросился к наружной галерее, услышав сквозь вопли Джона далекие приглушенные крики: «A l'asalt! A l'asalt!»[56]

Глава тридцать пятая

КОШЕЛЕК ИЛИ ЖИЗНЬ!

Еще он заковал в цепи казначея своего покойного предшественника и держал его в темнице до тех пор, пока тот не открыл ему королевскую сокровищницу и собственный кошелек в придачу. Так что Ричард, львиное у него было сердце или не львиное, безусловно, отхватил себе львиную долю богатств злосчастного казначея.

«История Англии» Чарльз Диккенс.

Да, задал я парням жару!

Мало того, что они, как проклятые, обороняли Аннеслей, им еще приходилось возиться со мной.

Для меня-то это время пролетело быстро, не скажу, чтобы счастливо, но незаметно. Во всяком случае, я очень смутно мог припомнить события последних дней.

Иногда сквозь жар и боль пробивались голоса тех, кто находился рядом, или тех, кого здесь быть никак не могло, от кого меня отделяло сейчас еще большее расстояние, чем от антиподов… Порой в одном из громких голосов я узнавал свой собственный и удивлялся тому, что говорю на каком-то странном языке. Потом приходил в себя настолько, что понимал — это же русский! — выдавал несколько связных фраз «на человеческом» и снова проваливался в бред.

Да, толку от меня в эти дни было не больше, чем от недойной коровы. Каждый раз, когда ко мне возвращалась способность воспринимать окружающее, я видел рядом кого-нибудь из вольных стрелков или Катарину, иногда даже Ричарда Ли, но однажды, очнувшись, увидел над собой незнакомое и в то же время очень знакомое лицо. У наклонившейся надо мной черноволосой полной женщины были две родинки над левой бровью, карие глаза, и все-таки я вряд ли бы ее узнал, ведь она была лет на двадцать моложе, чем тогда, когда колдовала надо мной в затененной, пахнущей мятой комнате… Да, я вряд ли бы узнал ее, если бы не запах. Аромат мяты наполнял воздух, в полумраке колыхался зеленоватый дым, и память ударила в меня арбалетным болтом.

Уж не знаю, откуда у меня взялись силы ухватить Матильду Деркач за горло, во весь голос требуя, чтобы она прекратила свои чертовы штучки, иначе я!.. К счастью, Робин оторвал меня от бедняги, прежде чем я успел ее основательно придушить, а потом колдунья исчезла в лучших колдовских традициях, а вместе с ней исчезло все остальное…

…И когда меня разбудил просочившийся в окно яркий солнечный свет, Локсли обрадовал меня сообщением, что я провалялся в ауте почти сутки, а со времени нашего появления в Аннеслее прошло четыре полных дня.

Хлопотливых, мягко выражаясь, дня.

Робин мало говорил о том, что им пришлось выдержать, пока я пролеживал бока и нес чепуху на двух языках, но если Аннеслей до сих пор не был взят, значит, мои товарищи хорошо потрудились. Уже потом я узнал, что как раз в тот момент, когда я развлекался удушением ведьм, Хантингдон сымитировал штурм замка у воротной башни, чтобы его люди под шумок взобрались на полуразрушенную западную стену — и им это почти удалось.

Почти.

И опять, пока девять вольных стрелков, две дюжины слуг и вилланов да Ричард Ли со своим оруженосцем отбивали атаку четырех сотен воинов, я валялся в постели — бревно бревном. Вот кого стоило бы придушить, а вовсе не несчастную француженку, которая была похожа на Матильду Деркач только родинками, да пристрастием к запаху мяты, да уверенностью в том, что в их роду от матери к дочери передается способность к «ведовству».

Черта с два ей помогла хваленая способность, когда ее хотели побить камнями, обвинив в падеже скота! Если бы тогда через Лонжюмо не проезжал Ричард Ли, Мадлен наверняка пришел бы конец. Но невезенье этой женщины было просто хроническим: найдя убежище в Аннеслее, она чуть не отправилась на тот свет от рук громилы из шайки Робина Гуда. Между прочим, в тот момент ей тоже хрена лысого помогло наследственное «ведовство»! Не разожми Локсли вовремя мои лапы, все могло бы закончиться очень печально; а так Мадлен отделалась только испугом и синяками на шее… Я же, провалявшись трупом до следующего полудня, очнулся если уж не здоровым, то хотя бы скорее живым, чем мертвым.

Как сказал Тук, contraria contrariis curantur, то бишь противоположное лечится противоположным. У нас в России про такую ситуацию сказали бы наоборот: клин клином вышибают, сильная встряска — это как раз то, что мне требовалось, чтобы перестать валять дурака.

Между прочим, Тук тоже мог бы получить встряску похуже меня или Мадлен, попадись он мне под горячую руку со своими разговорами об ампутации. Теперь фриар больше не заикался об этом, а снова во весь голос распевал вагантские песни, из чего я сделал вывод, что мои дела пошли на поправку.

Если бы то же самое можно было сказать о делах в замке…

Скоро я узнал, что в Аннеслее кончается вода и что ночью Ричард Ли выпустил женщин и детей, а вместе с ними — каменщиков из Биллоу. Ли пытался уговорить уйти вместе с другими и Катарину, но у той на этот счет, как всегда, было свое мнение, и она сумела его отстоять.

Я еще не встречал другой такой упрямицы, как моя жена. Чуть-чуть оклемавшись, я попробовал поговорить с ней по душам — в результате чего получил еще одну