Хруст, крики, переходящие в звериные визги и рыки. Грохот сотряс пол, и раздался вой.

– Варлийцы оборачиваются!

Гости бросились прочь от полыхающих огнём и льдом оборотней. Князь Хенесий тяжело ворочался на раздавленном каменном кресле и раздражённо рычал на сына, который остался в двуногом облике и теперь вертелся вокруг него.

Остервенелое рычание известило, что и песчаные волки утеряли свой разумный облик. Незаметные в толпе туманники резко стали заметны из-за расползшихся в разные стороны клубов тумана. Хруст, вой и рыки продолжали раздаваться. Гости падали на пол, их тела ломались, изменяясь, одежда разрывалась, и на лапы поднимались оборотни, бывшие среди гостей.

Один маленький мальчик обернулся медвежонком и спрятался под юбкой рыдающей матери. А его отец, запустив пальцы в волосы, в ужасе вопрошал:

– Милая… милая… как так? Как?

Яростный кошачий рык огласил зал, но Дел крепко держал обернувшуюся жену хвостом.

– Все принимают свой истинный облик! – крикнул кто-то.

– Император! Император! Голос сказал, что его лицо изменится! Смотрите, смотрите!

Пыль медленно оседала, покрывая пол ровным серым налётом. Перепуганные гости замерли, боязливо сторонясь раздражённых оборотней, которые никак не могли вернуться к двуногому облику.

– Дейна? – Ссадаши обеспокоенно обернулся к хранительнице, и та неуверенно на него оскалилась. – Ну… ладно, – смиренно протянул наг, поглаживая дрожащую от напряжения «кошку» хвостом по «лапам».

Пыль наконец опала, и все присутствующие в молчании уставились на его величество, продолжавшего стоять перед своим троном.

Единственное, что изменилось в облике императора, – это цвет лица. Пылью присыпало. Но более ничего лишнего у него не отросло. И ничего нужного не исчезло. За его спиной стояли дети: принцесса Дерри и принц Шеидан. Оба напряжённые, но выглядящие как обычно.

– Моё лицо сильно изменилось? – мрачно вопросил император.

Гости безмолвствовали. Наконец кто-то рискнул сказать:

– Умыться бы вам, ваше величество.

Раашир ладонью отёр щёки и тихо, но его голос проник в каждый уголок зала, произнёс:

– Если стража не найдёт этого шутника, повешу всех вместе с главой стражи. Живо искать.

Двери хряпнули, выламываясь, и под визги гостей рухнули внутрь.

– А пока прошу всех покинуть дворец и переместиться в зал торжеств гостевого крыла. После небольшого опроса всех сопроводят домой. Не пере…

– Шаш!!!

Император вскинулся так, словно этого его позвали.

Наагасах Шашеолошу завалился вперёд, и силящаяся удержать его Лаодония вместе с ним упала на пол. Наг с хриплым рыком пытался подняться, шкрябал когтями по полу, искал опору хвостом, но конечности подводили его и он раз за разом плюхался лицом на колени жены.

– Шаш, Шашечка… милый мой… – голубые глаза Лаодонии наполнились слезами.

Кошка Амарлиша ринулась к брату, но тот вскинулся и зарычал на неё, и Дел поспешил оттащить жену прочь. Вааш и Ссадаши уже пробивались через толпу на помощь, оставив скалящуюся Дейну на Шширара.

Наагасах с трудом приподнял голову, и гости вздрогнули, увидев полностью почерневшие глаза с красной точкой зрачка.

Глава XXX. Не по плану

Стоило дверям упасть, и гости сразу потянулись на выход. Задержались только те, кто бегство посчитал недостойным.

– Лерра, куда ты так торопишься? – недовольно скрипела пожилая госпожа. – Наши предки не бегали перед врагами, а здесь всего лишь чья-то неуместная шутка.

– Но бабушка… – внучка старухи была сильно напугана.

– Страх давит! – гаркнула та так, что зазвенели люстры. – Ты хочешь быть задавленной этим сбродом? Подай лучше мне руку. И вспомни, милая, где это гостевое крыло. О боги, дворец всё разрастается и разрастается! Зачем императору этот лабиринт?

В коридоре то и дело раздавались смущённые, возмущённые и заинтригованные женские крики: выскакивающие из зала оборотни почти тут же перекидывались в двуногий облик и представали перед почтенной публикой голыми. Столь откровенных нарядов императорский бал не знавал очень давно. Песчаные волки продолжали ходить на четырёх лапах и разъярённо огрызались на всех, кто на них налетал. Особенно ярился тощий и облезлый паттер Иоргон, на фоне крупного и сильного сына казавшийся совсем тщедушным.

В числе последних зал покидали пышущие жаром и холодом варлийцы. Под их лапами ломались дворцовые плиты, звери сердились, и Лесавий мухой метался между ними, пытаясь умилостивить и успокоить.

– Папа, не трогай колонну, – обхватив отца за толстую шею, княжич оттягивал его к выходу из зала. Тот цеплялся зубами за всё, что попадалось на пути.

Другие варлийцы тоже с вожделением смотрели на прекрасный гранит, из которого получилось бы замечательное гнездо, но ослушаться княжича не могли: инстинкты заставляли их уважать приказ самца более рогатого, чем они сами. Но вот князь был более богат рогами, чем сын, и Лесавию приходилось с ним несладко.

– Матери жаловаться буду, – бесстыдно использовал запрещённый приём княжич.

Папа обиженно ревел, но оставлял попытки перегрызть колонну и недовольно топал к выходу.

Туманники тоже задержались и дымными щупами выпихивали из зала тех, кто либо слишком перепугался, либо потерял связь с разумом в зверином облике. Сепуш Хауриц вместе с бледной, но старающейся не показывать своего страха дочерью стоял рядом с группой нагов и предлагал:

– Давайте я его туманом вытащу. Туману ничего не будет, если наагасах его покусает или поцарапает.

– Давайте, – решил за всех император. – Дерри, я что сказал? Живо отсюда!

– Но папа…

– И выводок свой забери! Виконт, будьте любезны…

Ронт понял императора и, подхватив принцессу и Неру под локти, повлёк их к выходу. Но её высочество оказалась неожиданно сильна и вырвалась.

– Я никуда не пойду!

Раашир уставился на дочь с яростью и отчаянием. Но виконт проявил смекалку и, схватив Иллеру за руку, потащил её и Неру к выходу.

– Госпожа! – закричала Иллера, Саная метнулась туда-сюда, не зная, за кем ей следовать.

– Вы… ты… – Дерри тоже метнулась и, разъярённо топнув ножкой, побежала за виконтом, укравшим её свиту.

По залу прокатилось жуткое утробное шипение, а ему вторило торопливое и жалостливое:

– Шаш, милый, болит что-то? Где?

Наагасах так и не смог подняться с пола. И не позволил никому себе помочь. Руки и хвост его по-прежнему подводили. Лаодония силилась его приподнять, но сейчас, когда муж был столь беспомощен, стало особенно заметно, какая она маленькая и хрупкая. Она сидела рядом с ним на полу и крепко-крепко обнимала, прижимала к груди. Шаш тоже стискивал её в объятиях, когтистые пальцы сжимались и разжимались на её спине,