Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я воткнулся в душный вагон, заполненный безучастными, а потому отвратительными лицами. Столько людей, и все глупые, самодовольные, замкнувшиеся в своих мелочных проблемах! И никто не знает, что может произойти через пять минут! Встречаясь со мной взглядом, каждый пассажир почему-то отводил глаза, как если бы я был попрошайкой с картонной табличкой на груди… Я пошел по проходу в другой конец вагона, вглядываясь в лица, и только сейчас обратил внимание на то, что держу автомат в руке и даже не пытаюсь его спрятать. Начал заталкивать его за спину. Кого-то задел локтем, кого-то ударил по затылку. Со всех сторон понеслись ругательства:
– Молодой человек, осторожнее!
– Эй, парень, не один едешь!
– Послушайте, вы мне все ноги отдавили!
В этом вагоне Яны не было. На станции "Проспект Мира" я перебежал в соседний, и туда же ввалилась толпа возбужденных подростков с красно-белыми шарфиками. Они были наглые, шумные, но, самое плохое – их было очень много. Часть толпы дружно скандировала, убеждая всех, что их команда самая лучшая, другая часть пила пиво, толкалась, и завязывала драку с теми пассажирами, которые посмели высказывать недовольство. Моя агрессивность наткнулась на их агрессивность. Я прикрыл лицо руками, подал вперед плечи, превращаясь в таран. Фанаты орали на меня матом, кто-то, прячась за спинами товарищей, несколько раз ударил меня в плечо и спину. Я не реагировал, продолжая проталкивать себя вперед как землеройная машина. Взглянул на часы. Девять часов две минуты!
Мое тело непроизвольно сжалось, ожидая чудовищного удара, ноги стали ватными, страшная мысль обожгла мое сознание. А вдруг я сел не в тот электропоезд, и "салют" уже состоялся в другом составе, идущем следом за этим? Вдруг самое страшное уже свершилось, а я толкаюсь в этом футбольном вагоне и не знаю, что Яны уже нет, даже ее худенького тела уже не существует, и сотни разорванных, порезанных, раздавленных людей ушли следом за ней в мир теней?
Мне оставалось лишь с тупой напористостью продолжать поиск, раскидывая по сторонам цепких и злобных, словно голодные крысы, фанатов. А что я еще мог сделать? Я и так выбрал до предела свои возможности. Я подвергал опасности жизнь ни в чем не повинных людей, я угрожал им, унижал их, вынуждал подчиняться мне, и все это ради благой цели, которую так и не смог достичь…
– Дорогу!! – заорал я, обезумев от злости, и даже самые отвязанные фанаты притихли, почувствовав во мне опасную силу отчаявшегося человека. Я двинулся к последней двери, чтобы на очередной станции перейти в следующий вагон, как вдруг едва не наступил на женскую ножку в черном сапожке на высоком каблуке. Я раздвинул в стороны болтающихся на поручне фанатов, как постиранные рубашки на веревке, и увидел Яну – в прежнем, хорошо знакомом мне малиновое пальто с ободранным до ниток подолом. Пряча лицо в поднятом воротнике, девушка неподвижно сидела на краю ледеринового дивана, и с двух сторон ее поджимали орущие подростки.
Я не мог поверить, что это случилось, что я нашел ее. Но мое чувство нежной восторженности вдруг лопнуло, расщепилось на несколько противоречивых мыслей и эмоций.
Трудно объяснить словами то, что я почувствовал. Нечто подобное было давно, на афганской войне, когда мой щуп натыкался на ребристое тело пластиковой "итальянки", зарытой в пыль. Сначала короткий восторг, чем-то похожий на восторг грибника, нашедшего крупный и здоровый гриб. А мгновением позже приходило чувство напряженного ожидания, известное каждому саперу – не сплоховать бы, не допустить бы ошибки, единственной и роковой…
– Яна! – негромко позвал я.
Она не услышала. Я столкнул с сидения подростка, который расплескивал во все стороны пиво из бутылки, словно из неисправного огнетушителя, и сел с Яной рядом. Волосы девушки были растрепаны, рукава обрызганы грязью, и само пальто застегнуто вперекос. Если бы я не знал, кто эта девушка, и что она собирается совершить, я бы принял ее за подружку фанатов, потасканную, неряшливую, употребившую изрядную дозу пива. Ее глаза были закрыты, и можно было подумать, что Яна спит. Но ее ладони, прижатые к животу, были белыми от напряжения, и пальцы мелко дрожали. Я заметил, что на указательном пальце намотан кончик бечевки, и шнур туго натянут.
Волна леденящего страха прокатилась по моему телу. Я кинул взгляд на потную, раскрасневшуюся, орущую массу фанатов с неосознанным порывом выгнать их из вагона, вытряхнуть отсюда, словно маринованные огурцы из банки. Я перевел взгляд на руки Яны. Что это за бечевка? Она связана с взрывателем?
Моя рука замерла на полпути к руке Яны. Нельзя, мое прикосновение может испугать ее… Я потянулся губами к ее уху.
– Яна, – шепнул я. – Это я, Кирилл. Помнишь водопад на краю оливковой рощи?
Она даже не вздрогнула, лишь медленно приоткрыла глаза, чуть повернула голову и взглянула на меня пустым, ничего не выражающим взглядом. Я обратил внимание, что ее глаза плыли, словно она следила за лодкой, качающейся на волнах прибоя. Я не смел взглянуть на ее руки. Поезд притормозил, толпа подростков с воплями качнулась вперед, толкая друг друга. Кажется, Яне наступили на ноги. Она едва шевельнула бровями, на лбу появилась тонкая морщинка… И тут я понял, что она, наконец, узнала меня. В глазах девушки мелькнул слабый огонек сознания. Она глубоко вздохнула, покрутила шеей, как если бы