Еще один итог географического детерминизма, достойный обсуждения, пусть и не настолько популярный, как вопрос базирования в Средиземноморье, – это аргумент, согласно которому африканские берега стали типично корсарскими. Если не принимать во внимание Тунис, то горы Атлас и пустыня Сахара в Северной Африке почти не располагали плодородными землями; Алжир, Оран, Мостаганем и Аннаба – все они выстроены вокруг малых аллювиальных дельт. Если мы добавим сюда еще и невозможность контролировать арабов в этом засушливом краю, то легко догадаться, что связь портов с хинтерландом оказалась полностью разорванной[1108]. Если по суше от Триполи до Киренаики приходилось добираться три недели, то к Феццану – два месяца. В то же самое время трех дней хватало, чтобы, подхлестывая гребцов, доплыть на галере до Мальты[1109]. Богатые торговые корабли также проходили невдалеке от этих бедных портов, утративших связь с хинтерландом по географически-климатическим причинам. Безусловно, они запасались там водой. Что может быть естественней?

Мелкая и опасная акватория Северной Африки идеально подходила и для корсарских судов с незначительным водоизмещением[1110]. Большие боевые парусники или галеры центральных держав просто не могли преследовать их в неисчислимых лагунах, мелководных портах и устьях рек магрибских берегов, тем более, когда те сами – без проводника – преодолевали рифы и острова, отходя на много миль от берега. Ярким примером послужит акватория острова Джерба. «Корабли не могут подходить близко к берегу», – откровенно писал Пири-реис, объясняя, почему здешние мусульмане ничуть не боялись христианских судов[1111]. В 1551 году Тургуд-реис смог пройти по каналу Аль-Кантара, очень неглубокому (80 см), лишь в полнолуние, когда море поднялось до самого высокого уровня, да и то он велел снять с кальетэ паруса и банки; так он спасется от повторного плена, сумев в последний миг уйти от Андреа Дориа[1112].

В 5-10 км от Керкенских островов глубина моря достигала лишь 3–4 метров, и мелководье продолжалось до самого Сфакса, а в момент отливов дно иногда почти оголялось[1113], и суровые ветра внезапно застигали любой экипаж, незнакомый с местным климатом. Впрочем, не ужасные ли ураганы разбили габсбургский флот, который не раз подходил к самому Алжиру? И пусть господствующие северные ветра затрудняли навигацию в Южном Средиземноморье, отдельные порты вроде Алжира возникали там наряду с естественными, будто бы предназначенными для корсарства, такими как Махдия, Тунис, Бизерта, Гар-эль-Мельх, Аннаба, Джиджель, Беджайя, Шершель и Мерс-эль-Кебир[1114]. Поговорим о них.

Шершель был самым западным из корсарских средиземноморских портов, принадлежащих османам. Мелильей и оранским Мерс-эль-Кебиром владели испанцы. Мостаганем, завоеванный Барбаросом, в качестве порта не играл существенной роли, разве что помогал противиться испанским атакам. Мы уже упоминали, что Шершель стал центром алжирских корсаров-мудехаров, совершавших набеги на мелких чектири. Один из источников XVI века отмечает, что тут находилось пять галер[1115]. Отсюда можно было достичь берегов Испании, прежде всего Балеарских островов, менее чем за двадцать часов. Именно из-за стратегического значения Шершеля его в 1531 году атаковал габсбургский флот под командованием Андреа Дориа. Именно Шершель облюбует Кара Хасан, один из корсаров, бросивших вызов самому Хайреддину в первые годы его пребывания в Алжире. По описанию Сосы, этот обширный порт было просто превратить в надежное убежище, и в 1531 году Хайреддин при первом же удобном случае прикажет соорудить здесь мол. Кроме того, Шершель поддерживала сама природа, обычно скупая на ресурсы, если говорить о Магрибе; Кару Хасану хватит и еды, и древесины, необходимой для постройки кораблей[1116]. Заметим, что корсары запасались там сухарями[1117].

К востоку от Шершеля (по мнению Сосы – за 20 фарсахов; Пири-реиса – 40 миль; а по современным мерам длины – за 90 км) простирался знаменитый Алжир, возможно, самый важный из всех корсарских портов не только Магриба, но и целого мира. Но несмотря на историческое значение Алжира, мы должны напомнить, что он не был хорошим портом. Обычно моряки предпочитали Беджайю, лежащую на востоке, или же Мерс-эль-Кебир, что на западе. Одна из причин – беззащитность алжирского порта перед северными ветрами, которые осенью и зимой становились сильнее и не раз уничтожали огромные флоты. Приведем яркий пример: в 1541 году осада Алжира, в которой примет участие лично Карл V, окончится тем, что все разрушат северные ветра, и христианский император едва не отдаст Творцу душу.

Причина вторая: порт был переполнен рифами и мелями. Даже легким чектири не удавалось войти сюда, и им приходилось причаливать к берегам Баб-эль-Уэда, расположенном примерно в 2 км западнее, у речного устья[1118]; а потому корабли разгружали вручную, без портовых удобств. Что касается торговых судов, то для них милость ветров имела свою цену: те бросали якорь в месте, которое Соса называет «Пальма»; оно находилось к востоку от Алжира, за чертой Баб Аззуна[1119].

Карта 10. Берега Алжира с Испанией