На вопрос о любимых итальянских поэтах Казанова говорит, чтоАриосто единственный кого он любит. — Однако, знаете ли вы других?спрашивает Вольтер. — Всех, но они бледнеют перед Ариосто. Когда запятнадцать лет до этого он прочитал нападки Вольтера на Ариосто, он сказалсебе, Вольтер будет переубежден, если вначале прочитает Ариосто.

Вольтер поблагодарил за мнение, что он написал об Ариосто,не читав его! Итальянским ученым он благодарен лишь за свое предубеждение передТассо. Сейчас он преклоняется перед Ариосто. — Казанова предложил, чтобыВольтер вывел из обращения книгу, где он высмеивал Ариосто. — Зачем?спросил Вольтер, тогда все книги надо удалить, и он процитировал разговорАстольфа с апостолом Иоанном, два длинных абзаца, и комментировал эти месталучше, чем самые ученые итальянские комментаторы.

Всей Италии, воскликнул Казанова, он хотел бы сообщить своеистинное восхищение. — Всей Европе хочет сделать Вольтер сообщение о своемновом восхищении перед Ариосто, величайшим духом Италии. Ненасытный на похвалу,на следующий день Вольтер дал ему свой перевод стансов Ариосто. Вольтердекламировал и все аплодировали, хотя никто не понимал по-итальянски.

Племянница Вольтера, мадам Дени, возлюбленная его и многихдругих, получившая замечательное литературное и музыкальное образование, а ксвадьбе с военным министром Дени получившая от дяди 30 000 ливров, жившая сВольтером с 1749 года до его смерти в 1780 и позволившая ему умереть каксобаке, после того как всю жизнь обманывала его со слугами и секретарями, мадамДени спросила, принадлежат ли эти стансы к лучшим у Ариосто. Казановаподтвердил. Но всех прекраснее другие, однако они не поднимают его внебо. — О нем говорят что он святой? спросила Дени. Все засмеялись, иВольтер первым, но Казанова удержался. Вольтер спросил, из-за которого местаАриосто зовут божественным. Казанова назвал тридцать шесть стансов, где Роландстановится безумным. Вольтер вспомнил место. Госпожа Дени попросила Казановупочитать их. Вольтер спросил, знает ли он их наизусть. Казанова заверил, что сшестнадцати лет ежегодно два-три раза перечитывает Ариосто и невольно выучилего наизусть. Но только Горация знает он наизусть хорошо, хотя многие эпистолыего слишком прозаичны и хуже, чем у Буало. Вольтер возразил, Буало временамичересчур хвалят. Горация он тоже любит, но знать всего Ариосто наизусть, сорокдлинных песен…

Пятьдесят одну, сказал Казанова (сорок шесть, говоритГугитц, а первое издание «Неистового Роланда» Ариосто 1516 года содержит и всамом деле сорок песен). Но Вольтер промолчал, пишет Казанова. Он начал читатьтридцать шесть стансов, не декламируя как итальянцы, не сентиментально какнемцы, не манерно как англичане, но как читают актеры ритмическую прозу. Ондаже испустил поток слез. Слушатели всхлипывали! Вольтер и Дени обняли его.Казанова с печальной миной принимал комплименты. Короче, сын актера былприрожденным декламатором, прекрасным чтецом и через тридцать лет успех делалего гордым и счастливым. Вольтер обещал на следующий день декламировать то жеместо и плакать, как Казанова, и сдержал слово. Они говорили о «Schottin».Казанова сказал, что хочет уехать назавтра. Вольтер заявил, что сочтет заоскорбление, если он не останется по меньшей мере на неделю.

Господин де Вольтер, сказал Казанова, я только для тогоприбыл в Женеву, чтобы увидеть Вас. Вольтер спросил: Вы прибыли, чтобы сказатьмне что-то, или чтобы я Вам что-то сказал? Казанова ответил: Чтобы поговорить сВами и выслушать Вас. Вольтер попросил: Тогда оставайтесь по меньшей мере ещетри дня, приходите ежедневно к столу и мы поговорим друг с другом. Казанова немог отказаться, он пошел в гостиницу, чтобы написать. Вольтер разгадал также,что Казанова создал гораздо больше, чем хотел показать Вольтеру.

Едва Казанова вошел в дом, как пришел городской синдик,который с изумлением присутствовал при стычке между Вольтером и Казановой. Ониобедали вместе.

Назавтра Казанова пошел в «De liсеs» герцога де Вильяра,который пришел консультировать доктора Трошена, ученика великого Боерхаава,друга Вольтера, Руссо и Дидро. Этот герцог был педерастом, его называли l'amide l'homme.

Во время еды Казанова молчал. За десертом Вольтер обрушилсяна Венецию, но преследуемый Казанова доказал, что ни в одной стране нельзя житьсвободно. Вольтер сказал, только если быть немым. Он взял его под руку ипоказал сад с великолепным видом на Монблан. Казанова, которого каждаячувственная гримаса волновала до слез, смотрел на природу лишь рассеяннымвзглядом салонного льва. Монблан — гора, он уже видел горы. Вольтер сноваперешел на итальянскую литературу, он рассказывал, как говорит Казанова, сбольшим воодушевлением и чувством множество вздора и судил весьма фальшиво,особенно о Гомере, Петрарке и Данте, которых ценил мало. Казанова позволил емуговорить, проводил его в спальню, где Вольтер сменил парик и шапочку, в кабинетс сотней связок бумаг, около пятидесяти тысяч писем с копиями ответов на них.Казанова цитировал макаронические стихи Мерлина Коччаи, знаменитого Коччаи.Вольтер их не знал. Казанова обещал подарить ему утром свой экземпляр. Снова вбольшом обществе Вольтер не щадил ни кого своим остроумием, но никого необижал. Его домашнее хозяйство было в блестящем состоянии, что редкость дляпоэтов. Шестидесятишестилетний мэтр имел сто двадцать тысяч франков ренты.

Утром Казанова послал Вольтеру письмо белыми стихами вместес Коччаи (собственно, Фоленго). К обеду он пришел туда, Вольтер не показывался.Дени хотела послушать рассказ Казановы о побеге из под Свинцовых Крыш, онотложил это, так как рассказ займет слишком много времени. Около пяти часовпришел Вольтер с письмом маркиза Франческо Альбергати Капачелли, который емутолько что обещал пьесы Гольдони, болонскую колбасу и переводы. Снова бестактноКазанова назвал Альбергати нулем, богатым театральным глупцом, его пьесынесъедобными, он хорошо пишет по-итальянски и является болтуном. Вольтерспросил: А Гольдони? — Итальянский Мольер, сказал Казанова, хорошийсочинитель комедий, ничего более, он мой друг, бледен в обществе, очень кроток,очень мягок Ему хотели давать ежегодную пенсию, но отказались из опасения, чтоон тогда не будет больше писать.

На следующий день Казанова пришел к Вольтеру, который в этотдень искал схватки, был язвительно настроен, даже зол. «Он знал, что я назавтрауезжаю».

Четыре часа Вольтер читал Коччаи, четыре часа глупости. Онставит это рядом с «Pucelle» Шаплена. Казанова тотчас похвалил этот поэтическийэпос, хотя знал, что Вольтер тоже написал одну «Pucelle», и сослался в похвалена своего учителя Кребийона-отца, о котором Вольтер отозвался презрительно, испросил, каким образом он стал учителем Казановы. Он учился у Кребийонафранцузскому, целых два года, и перевел его «Радамеса» итальянским гекзаметром.Он — первый итальянец, который начал писать гекзаметром. Вольтер оспорил этучесть для своего друга Мартелли, Казанова наставлял его, что стихи Мартелличетырнадцатисложные и не являются гекзаметром. Вольтер попросил прочестьотрывок из его перевода «Радамеса», Казанова знал его весь наизусть и читалсцену, которую десять лет назад декламировал Кребийону, после чего Вольтердекламировал сцену из своего «Танкреда»