Обыватели читали статьи, рассматривали схемы и удивленно цокали языками. Этот Иванов был почти как граф Монте-Кристо, который тоже сбежал из тюрьмы, из которой до него никто не сбегал...

Газеты рвали из рук, но более всего рвали журнал “Пари-Экспресс” со статьей французской журналистки Жани Мерсье, которая не просто описывала происшествие, а увязывала его с прошлыми преступлениями Иванова в Германии, Швейцарии и России и доказывала, что Иванов не просто убийца, а агент русской военной разведки, которую раньше называли СМЕРть Шпионам, а теперь ГРУ, и именно поэтому и только поэтому он смог осуществить столь фантастический побег!

В статье она постоянно ссылалась на интервью с известным русским сыщиком, которого в России называют не иначе как Шерлок Холмс, и цитировала из Холмса целые абзацы. Особенно последний абзац:

— ...Это еще не конец, потому что это не просто какой-нибудь там рядовой преступник — а Иванов. От него можно ожидать чего угодно. Он вам еще устроит!.. Такое устроит, что мало вам не покажется!.. — пророчески вещал и грозил русский Шерлок Холмс.

И оказался прав!

А к нему никто не прислушался. В том числе Жани Мерсье не прислушалась, за что на страницах журнала публично каялась и кляла себя на чем свет стоит!

Ведь для того чтобы насторожиться, многого не требовалось, довольно было вслушаться в прозвище, которое дали Иванову русские сыщики — Зареченский монстр. И которое, на взгляд журналистки, морально устарело и давно не соответствует масштабу деяний преступника, в связи с чем она предлагала называть его не “зареченским” а по месту его последних злодейств — парижским. В крайнем случае русским.

Русским монстром.

Запущенное Жани прозвище понравилось, было подхвачено другими журналистами и прижилось...

В конце статьи Жани Мерсье ставила вопрос ребром, спрашивая: способна ли французская правоохранительная система противостоять профессионалу такого уровня, как Иванов, — сама же сомневалась, что способна, и призывала полицейских Европы объединяться против общей угрозы. Против Иванова...

И все же не упоминания о СМЕРШе, не цитаты из русского Шерлока Холмса, не вопросы ребром вызвали столь бурные реакции парижан. А приведенный в конце статьи постскриптум — полный список жертв Русского монстра, чем-то очень напоминающий военные сводки.

В постскриптуме не было рассуждений, авторских комментариев и отступлений. Вообще ничего не было, кроме цифр. Только цифры. Голые цифры...

Улица Агрономическая (Россия) — пять.

Улица Северная (Россия) — один.

Улица Северная (Россия) — пять.

Поселок Федоровка (Россия) — четырнадцать...

ИТОГО...

И после “итого” и после двузначной цифры потерь — три точки. Просто три точки. Три точки многоточия. Во всех языках мира обозначающие одно и то же — что это еще не все, не конец, что продолжение — следует!

Потому что это Иванов.

И потому что Иванов на свободе!

— Только, пожалуйста, побыстрее! — попросил посол генерала Трофимова. — Мне бы не хотелось, чтобы он здесь задерживался надолго.

— Но это совершенно безопасно, — возразил генерал. — Сюда полиция никогда не сунется. Территория посольства считается территорией России.

— Я знаю, что безопасно... Я вовсе не из-за этого, — поморщился посол. — Просто... Просто мне неприятно находиться с ним под одной крышей. Прошу понять меня правильно... После того, что он здесь натворил!..

— Быстрота его отправки зависит не от нас, зависит от вас, — напомнил генерал.

— Мы давно готовы! — буркнул посол. — Поэтому, если возможно, убыстрите эту процедуру! Максимально убыстрите.

— Хорошо, мы постараемся отправить его завтра.

— Лучше было бы, если сегодня...

Иванов разговора посла с генералом не слышал. Он вообще ничего не слышал и не видел, он находился в глухой, с закрытыми двойными жалюзи окнами комнате, без права выхода из нее, без доступа к телефону, без контактов с обслуживающим персоналом посольства. Он был на свободе, но жил, как в тюрьме. Хуже, чем в тюрьме...

Хуже, но не дольше...

— Собирайте чемоданы, мы отбываем, — сообщил радостную весть майор Проскурин.

— Куда? — спросил Иванов.

— Домой. На родину. Или, может быть, у вас есть какие-то возражения?

— Нет, я согласен, — уверил майора Иванов. — Когда самолет?

Майор с удивлением и умилением посмотрел на Иванова.

— Какой самолет?

— Ну этот... На котором я полечу.

— О чем вы говорите?!.. Все аэропорты перекрыты, все полицейские ищут сбежавшего из тюрьмы особо опасного преступника! Вас ищут!

— Ну хорошо, тогда на поезде... — согласился Иванов. — На поезде?

— Ну, пусть будет на поезде, — улыбнулся майор. — На спец... поезде. Собирайтесь...

Иванов был готов не через час, был готов через минуту, потому что собирать в чемодан ему ничего не надо было и чемодана у него не было.

— Готовы?

— Готов.

— Тогда пошли...

Иванов пошел, пошел, из двери направо. Туда, где, по его мнению, был выход из посольства.

— Куда вы направились! — остановил его майор.

— Как куда — туда, — удивился Иванов. — Где выход.

— Выход — там, а поезд не там, поезд — здесь, — показал майор в противоположную сторону.

— Здесь? — переспросил пораженный Иванов.

— Давайте побыстрее — вы задерживаете отправление, — поторопил его майор...

И открыл дверь. Открыл дверь в просторную комнату, где ничего не было. Где из мебели был только шкаф. Один-единственный, стоящий посредине комнаты шкаф!

— Вот он, ваш скорый, — указал майор на шкаф. — Он же мягкий, он же курьерский, он же литерный, — и голосом вокзального диктора объявил: — Поезд Париж — Москва отходит через минуту. Пассажиров просят занять свои места...

И услужливо распахнул дверцы.

— Ваше купе...

Внутри шкафа на полу был брошен матрас, а в углу стояла большая пластиковая бутыль с широкой, завинчивающейся капроновой крышкой горловиной.

— Это постель, — показал майор на матрас. — Это туалет, — ткнул пальцем в бутылку. — Проводников у нас нет, горячий чай никто не разносит, но вода и что-нибудь из еды у вас будут. Поедете дипломатическим багажом, под пломбой, с партией закупленной для нужд российского министерства иностранных дел мебели. Такой багаж таможня не проверяет.

Ну что — третий гудок, поезд отправляется?..

— Нет, нет, я в нем не поеду! — замотал головой Иванов, пятясь от шкафа.