Особенно важно изменение оценочных критериев отцовства. Этот исторический процесс начался очень давно. В доиндустриальном обществе «хороший отец» был, прежде всего, воплощением власти и инструментальной эффективности. Хотя в патриархальной крестьянской семье отец непосредственно не ухаживал за детьми, сыновья проводили много времени, работая под его руководством. В городской среде под давлением таких факторов, как пространственная разобщенность труда и быта и вовлечение женщин в профессиональную работу, традиционные ценности отцовства меняются. Как работает отец, дети уже не видят, а по количеству и значимости своих внутрисемейных обязанностей он явно уступает матери. Это меняет не только внутрисемейное разделение труда, но психологический климат.

Домашний быт не предусматривает для отца пьедестала. По мере того как «невидимый родитель» становится видимым и более доступным, он все чаще подвергается критике со стороны жены и детей, а его авторитет, основанный на внесемейных факторах, заметно снижается. Ослабление и даже полная утрата мужской власти в семье отражаются в стереотипном образе отцовской некомпетентности, который отнюдь не способствует поддержанию отцовского авторитета. К тому же отцов зачастую оценивают по традиционно женским критериям, по достижениям в той сфере деятельности, которой мужчины раньше не занимались и к которой их не готовили.

Американские исследователи проанализировали 218 карикатур из журнала «Saturday Evening Post» за 1922–1968 гг. с изображением взрослых с детьми. Мужчины представлены некомпетентными на 78,6 % и компетентными – на 21,4 % карикатур; у женщин соотношение обратное – 33,8 и 66,2 % (Mackey, 1985). Недооценку роли отца показало и исследование 23 наиболее популярных американских книг для детей, изданных после 2000 г. (Fleming, Tobin, 2005). Из общего объема текста этих книг отцы фигурируют лишь в 4,2 % абзацев, а в иллюстрациях количество женских образов втрое превышает количество мужских. При этом отцовские роли чаще всего описываются как вспомогательные по отношению к материнским и нередко выглядят необязательными. В 30,7 % случаев отцовская роль подается в негативном свете.

Ослабление института отцовства констатируют не только на Западе, но и на Востоке, например в Японии.

Японские отцы. Интерлюдия

Традиционная японская семья, основанная на принципах конфуцианства, была последовательно патриархальной и авторитарной. Интересы «дома» ставились неизмеримо выше интересов отдельных членов семьи, а власть отца как главы «дома» была исключительно велика. Он мог «исключить» из списка членов семьи любого нарушителя семейных правил, расторгнуть брак сына (до 30 лет) или дочери (до 25 лет). В традиционных описаниях и обыденном сознании отец обычно изображается «строгим» и «грозным», а мать нежной и «любящей».

В послевоенные годы положение японских отцов существенно изменилось (см. обзор в кн.: Кон, 2003в). Ведущие японские этнографы, социологи и психологи (Тие Накане, Такео Дои, Сигеру Мацумото, Кацуо Аои, Хироси Вагацума и др.) уже в 1970-х годах единодушно отмечают падение отцовского влияния и рост материнского.

Но, как и в Европе, японские эмпирические данные выглядят не столь однозначно. Прежде всего, налицо заметное ослабление поляризации мужских и женских, отцовских и материнских ролей и образов. Почти половина из опрошенных в 1973 г. 1 500 взрослых японцев убеждены, что в последние десятилетия отцовская власть и авторитет существенно ослабли. По данным проведенного в 1969/70 г. массового опроса молодежи (160 тыс. опрошенных), родители и другие члены семьи как источник информации отодвинулись на шестое место, существенно уступая в этом отношении средствам массовой информации, друзьям, учителям и старшим по работе. Ослабла и мужская гегемония в семье, особенно в городской.

Это сказывается и на воспитании детей. В 1969/70 г. ответы взрослых городских и сельских жителей (13 631 отцов и 11 590 матерей) на вопрос: «Кто является главным авторитетом в семье – отец или мать?» разделились примерно поровну. Другие исследования показывают, что роль матери в деле дисциплинирования детей, особенно младших, значительно больше, чем роль отца; матери отдают предпочтение от 65 до 73 %, а отцу – лишь от 14 до 18 % опрошенных взрослых.

Традиционный образ «грозного отца», которого старая японская поговорка уподобляла землетрясению, грому и молнии, явно не соответствует современным условиям. Японские ученые отмечают, что изменения касаются скорее культурных образов и установок, нежели психологических черт японских мужчин. Как пишет Тие Накане, традиционный отцовский авторитет поддерживался не столько личными качествами отца, сколько его социальным положением главы семьи, фактическое же распределение семейных ролей всегда было более или менее индивидуальным и изменчивым. Сегодняшняя культура чаще признает и закрепляет этот факт, видоизменяя традиционные социальные стереотипы, нежели создает нечто новое. Сравнительная холодность и наличие социальной дистанции во взаимоотношениях ребенка с отцом, рассматриваемые как свидетельство снижения отцовского авторитета, выглядят скорее пережитками нравов традиционной патриархальной семьи, в которой к отцу не смели приблизиться и сам он был обязан держаться «на высоте».

Восприятие японскими детьми социальных ролей и поведения их отцов и матерей сегодня мало отличается от аналогичных представлений австралийских, английских, североамериканских и шведских подростков. Тем не менее детям отцы по-прежнему кажутся более строгими, нежели матери (типичное расхождение нормативных ролевых ожиданий и реального поведения). Из 542 городских подростков, отвечавших в 1973 г. на вопрос: «Говорит ли ваш отец, какой образ жизни вы должны вести сейчас и в будущем?» – только четверть (25, 4 %) ответили «да», почти три четверти (74,6 %) респондентов сказали, что не говорят с отцами о подобных вещах и не следуют отцовским советам. Свыше 12 тыс. супружеских пар в середине 60-х годов отвечали на вопросы: «Если ребенок не слушается, кто, по-вашему, должен делать ему замечания?» и «Кто в вашем доме фактически делает это в подобной ситуации?». Оказалось, что от отца таких действий ожидают значительно чаще (53,8 %), чем это фактически происходит (30,8 %), с матерью же дело обстоит наоборот (46,3 % против 36,3 %). При опросе группы японских отцов в 1981 г. на вопрос: «Кто отвечает в семье за дисциплину?» 60,5 % назвали мать, 22,2 % – обоих родителей и только 5,6 % – отца (Shwalb, Imaizumi, Nakazawa, 1985). Хотя матери чаще отцов наказывают своих детей, все равно дети гораздо интенсивнее общаются (разговаривают) с ними, нежели с отцами. По данным опроса молодежи от 15 до 23 лет (октябрь 1980 г.), с матерью свои дела обсуждают 85,9 % опрошенных, а с отцом – только 57,7 %; 34,7 % опрошенных вообще не советуются и не делятся своими проблемами с отцами, хотя отцы у них есть.

Японские подростки, как и их европейские ровесники, хотят иметь не авторитарных, а авторитетных отцов. Однако их реальные взаимоотношения с отцами часто выглядят более напряженными, чем с матерями. При этом многое зависит от характера обсуждаемых тем. При возникновении личных проблем японские старшеклассники чаще всего обращаются к друзьям (65 %), затем к матери (26 %) и только 7 % обращаются к отцу. Новейшие антропологические исследования подтвердили эти тенденции (Shwalb et al., 2004).