состоянии и местонахождении каждые десять минут, пока не будет оказана помощь.

Что чип работает как маячок, я знала. Но вот чтобы он ещё кому-то что-то отправлял…

— Куда?

— В страховую компанию, конечно. Чтобы, если выяснится, что помощь оказывали недостаточно быстро, я мог получить компенсацию… — Я вытаращилась на Теодора. Это сколько же стоит его страховка? — Но это не важно. Суть в том, что меня бы начали искать, запросили данные у страховой в том числе, они бы рано или поздно отследили маршрут… Марко намекнул на это. Что мы из Сити, мы ученые, нас задерживать нельзя.

— Ученые — на костре печеные, — пробормотала я. — Можно подумать, военные прямо испугались. Ну ладно, вас они отпустили, а меня чего?

Теодор замялся.

— Марко сказал им, что тебя мы встретили случайно, что мое состояние — твоих рук дело, и потребовал вызвать полицию. Надо было быстро соображать, ничего лучше в голову не пришло. Он рассчитывал, что потом удастся все замять, но…

Я вытаращилась на него.

— И ты сейчас решил рассказать мне об этом?!

— Мы думали, ты знаешь. Ну, сначала думали. Поэтому пытались найти тебе работу в Сити, а уже потом, когда ты приехала, поняли, что ты не в курсе. И, честно говоря, в подобном не так уж просто признаться. Черт, Рита, пойми, тогда это казалось хорошей идеей — ясно было, что военные догадаются, откуда мы идем, и тогда еще неизвестно, что они сделают, Марко просто хотел тебя оттуда вытащить! Он не хотел тебя там бросать, а выдать тебя за нашу коллегу из Сити было, извини, нереально.

Я застонала и уткнулась лицом в ладони. Я-то все время думала, что в полиции просто решили нарисовать лишнюю звездочку в отчет и поэтому приписали мне нападение на парней из Сити! Думала, Марко виноват лишь в том, что не послушался Коди и невовремя открыл рот. А теперь оказывается, что мы побежали бы в любом случае. А вот в тюрьме я оказалась именно из-за Марко.

Я вспомнила эту жуткую ночь. Воспоминания были смазанные, подернутые туманом и рваные, словно кто-то пытается составить пазл, смешав части от трех разных картинок. Машина, военные, грязный пол, наручники, машина, полиция, грязный пол, плохо выбритый мужчина с покрасневшими глазами орет на меня, требует, чтобы я сказала, где взяла пистолет, пощечина обжигает лицо, я валюсь со стула, грязный пол, кто-то говорит: «Обдолбанная», — и еще говорит: «Все с ней ясно», — камера, боль в запястьях, боль в разбитой губе, туман в голове начнает рассеиваться, через него проступают слова «упрощенная процедура» и «шесть месяцев», и я внезапно осознаю, что меня, оказывается, посадили.

— Вот спасибо-то ему большое, — произнесла я с горечью. — Полгода я сидела в тюрьме и оплакивала смерть Коди. А могла бы оказаться с братом на военной базе — уж вместе мы бы точно придумали, как оттуда сбежать.

— Он был уверен, что помогает, — сказал Теодор совсем тихо.

— Скажи ему, пусть больше не помогает, — я покачала головой. — Следующей попытки мне помочь я могу не пережить.

— Рита, он действительно пытался что-то сделать, снять обвинения, специально ездил, когда нас выписали из больницы…

— Мда, я тогда уже вовсю училась строить мосты. Все, хватит. Не хочу больше про него слышать. Я сюда не за тем притащилась. И где вообще-то еда?

Я попыталась встать, но Кару, о котором я уже забыла, придержал меня за плечо.

— Сидите, Рита, я почти закончил.

Раздался звонок в дверь, Марта вышла и через минуту — Борген как раз наклеил повязку мне на спину и теперь настоятельно пытался всучить мне какой-то тюбик, утверждая, что без него моя нога отвалится — вернулась с руками, полными закрытых контейнеров с логотипами неизвестного мне ресторана.

— Что у вас там? — обрадовалась я. — Хотя неважно, давайте что угодно.

— Я не знал подробностей, как вы оказались в тюрьме, — сказал Кару, бросив очередной мрачный взгляд на Теодора. — Так этого оставлять, разумеется, нельзя. Мы придумаем, как это можно компенсировать…

— Я уже все придумала, — сказала я с набитым ртом. — Мой брат сейчас на военной базе. Мне туда надо, а оружие стоит денег.

Кару некоторое время молчал.

— Вы собираетесь брать штурмом военную базу? — уточнил он.

— Ну да. А что делать?

Кару покачал головой.

— Это ужасный план. Я понимаю ваши чувства, но идти одной против хорошо вооруженных и обученных людей…

— Он бы меня там не бросил, — заметила я.

— Рита, чего вы хотите — найти брата или не слишком героически умереть, пытаясь его спасти?

— Мне и так скоро умирать, разве нет?

— Надеюсь, что нет. Я прошу вас пока повременить с этим вашим планом.

— Пока — что?

— Пока я попытаюсь узнать, что это за место. У меня, как вы понимаете, куда больше возможностей это сделать. И тогда, может быть, мы что-нибудь придумаем. Какой-нибудь план, который не включает расстрел на контрольной полосе.

— Ладно, — согласилась я, отправляя в рот последнюю ложку мяса с овощами. — Недельку я могу подождать. Но вы же сегодня не об этом хотели поговорить, да?

Кару кивнул. Я заметила, как подобралась его жена. Сами они к еде даже не приступали. Может, они не хотят, и я еще одну коробку себе возьму?

— Да. Сначала я хотел попросить вас показать Марте, как работает это приложение, которое написал ваш приятель…

— Не выйдет, — перебила я его, помотав головой. — Мой комм вдребезги. Я могла бы с ним поговорить для вас, но батарейка тоже на нуле.

— В любом случае, Теодор уже рассказал нам о проекте «Голос», и, насколько я понимаю, приложение вашего друга связано именно с ним.

Я кивнула, чувствуя себя неуютно. Что они сейчас попросят — отдать им чип с памятью Нико? А если они попросят чип в обмен на помощь с освобождением Коди? Или на лекарство для Тенны? Или для меня?

Я впилась ногтями в ладонь. Коди жив. И Нико тоже — если верить записям Амелии Лукаш, это не просто приложение и не просто хранилище информации. И Тенна — пока еще.

И даже я.

Нужно очень быстро решить, кем я готова пожертвовать.

— Он использовал найденное оборудование, чтобы скопировать свои воспоминания, — продолжал тем временем Кару, — записать их на чип, который тоже, видимо, нашел в лаборатории, потом каким-то образом доработал и встроил голосовой модуль. Полагаю, Марта и я, мы вместе могли бы сделать что-то похожее, но у нас нет права рисковать, слишком многое поставлено на карту. Если мы ошибемся, второй попытки не будет. Наверное, это единственный сохранившийся