всеми пальцами. Тихонько звякает телефон одного из оперативников. Лизе очень хочется вскочить и прочитать сообщение, но она сдерживается, только чуть выворачивает себе пальцы от досады: у нее и у Тима телефоны отобрали, да еще под каким-то смехотворным предлогом, а этим, значит, оставили?

Владимир Сергеевич выводит Даню из левого экрана в правый, к массажному столу, негромко командует:

– Раздеваешься до футболки и трусов, носки можешь пока оставить.

Даня стягивает свитер, путается в вороте, торопливо разрывает молнию джинсов.

– Подними футболку, – нейтральным синим тоном говорит ему Дервиент. – И спиной ко мне повернись.

Даня выполняет команды. Лизе видно, как он дергается и съеживается от каждого прикосновения, будто у руки у Дервиента ледяные.

Дервиент сажает его на край массажного стола, достает молоточек.

– Сколько, говоришь, тебе лет?

– Одиннадцать.

– А мать сказала – двенадцать.

Лиза шумно вбирает носом воздух.

– Почти двенадцать, – после секундного замешательства поправляется Даня. – Еще не исполнилось, семнадцатого декабря будет.

– Дрочишь уже? – спрашивает Владимир Сергеевич, поочередно обстукивая Данины колени.

Лизе кажется, что она ослышалась. Даня только коротко вздыхает.

– Ладно, понятно, можешь не отвечать. Снимай футболку и трусы, тут тепло. Носки можешь оставить.

Даня на секунду замирает, но потом спускается на пол и снимает с себя оставшуюся одежду. Лиза разглядывает его носки – высокие, почти до коленей, черные, а на левой голени какой-то маленький яркий рисунок, издалека не разобрать.

Владимир Сергеевич отступает на пару шагов, пристально осматривает Данино тело, и в этот момент Лиза вдруг слышит, как один из оперативников, чертыхаясь, тычет в кнопки пульта, прибавляя громкости на телевизоре.

Лиза оборачивается на звук. Там только что шел какой-то бессмысленный сериал, но теперь на экране маячит встревоженная телеведущая, а на стене позади нее всплывает огромная черно-красная надпись “Экстренное сообщение”.

“Прослушайте экстренное сообщение”, – слышит Лиза и тут же фыркает. Совершенно незачем дублировать голосом то, что уже написано. За такие вот штуки она и не терпит телевизор – вечно они к каким-то дебилам обращаются.

По экрану ползет линия субтитров: “сообщает пресс-служба ГСУ СК РФ по Пермской области. По словам очевидцев, злоумышленник напал на”, и в этот момент лицо телеведущей вдруг съеживается и уезжает в крайний левый угол, а экран заполняется увеличенным фотопортретом – черно-серые зерна, скошенный уголок.

Один из оперативников сдавленно ахает, будто в солнечное сплетение получил. Информация проникает в Лизу замедленно. Она будто смазывается, расплывается, как быстрое действие, снятое плохой камерой. Но наконец доходит и до нее. Лизе становится очень страшно. Она вдруг думает о бабушке. Что если бабушка смотрит сейчас телевизор? Что если и она видит это фото, то самое фото, которое Митя спрятал в сейф, перед тем как изменить пароль со сложного на элементарный?

Один из полицейских подъезжает поближе к телевизору, сплевывает что-то невнятное, смотрит на Лизу, потом снова на экран.

Страх перемещается в пальцы, и Лиза несколько раз с силой проводит ладонями по шершавым рукавам толстовки и по грубому льну брюк. Она внимательно смотрит на ведущую, следит за ее подрагивающими губами. Только бы не разрыдалась. Это было бы крайне неуместно и может стоить ей работы.

На всякий случай Лиза ощупывает карман. Паспорт на месте. Если бы только у нее был телефон. Лиза бросает взгляд на Тима и тут же отводит глаза. Он подходит и зачем-то хлопает ее по плечу.

– Бить нельзя, – бормочет она, отстраняется, и Тим, помедлив секунду, молча возвращается на свое место и снова смотрит на один из мониторов – тот, на котором Владимир Сергеевич медленно ощупывает полуголого Даню, развернув его к себе спиной.

Лизе очень не хватает света, воды и возможности убежать. Во что она впуталась – и зачем впутала в это остальных? Что теперь будет?

– Лиза, послушай меня. Это какая-то ошибка. Но мы давай не будем отвлекаться. Не могу я один…

Слова Тима звучат так нелепо, так непохоже на него, что Лиза послушно разворачивается к экранам. На крайнем правом Владимир Сергеевич наклоняет и укладывает стоящего перед ним Даню грудью на массажный стол. Одной рукой он ощупывает выпирающие кости Даниного таза, а другой поглаживает себя по встопорщившейся ширинке. Лиза изо всех сил вслушивается в еле слышный звон своих браслетов. Лишь бы не закричать. Страшный фильм всегда можно выключить, но она много раз обещала себе, что этот досмотрит до конца.

Ночью, валяясь без сна – кстати, когда она спала в последний раз? – Лиза вдруг подумала: а если они все ошибаются? Вдруг Владимир Сергеевич не делает ничего такого, в чем они собираются его обвинить? С одной стороны, смехотворно сомневаться, когда столько свидетельств и улик, но Лиза за это время разучилась верить не только словам, но и вещам. Чтобы удостовериться, она должна увидеть собственными глазами. Теперь она видит. Хочется ей или нет, но сомнений не остается.

Владимир Сергеевич укладывает Даню на кушетку животом вниз. Даня постанывает. Предполагалось, что это будут стоны боли, но Лизе кажется, ему нравится то, что происходит. Он чуть заметно приподнимает зад от кушетки, а затем слегка раздвигает ноги.

– Готов поклясться, у него самого стоит, – вдруг раздается голос Тима за ее спиной, и в этом голосе дрожит что-то такое, что подбрасывает ее и разрывает пополам.

Она вдруг осознает, что не станет досматривать. Что бы там ни произошло, ее план выполнен, видеозаписей хватит, чтобы обвинить Дервиента. Ее дело сделано. Можно уходить. Не пауза, нет. Стоп. И эскейп. Она заслужила.

Лиза хватает куртку и рюкзак и выскакивает за дверь. Догонять ее не станут, все очень заняты, но она все равно чуточку прислушивается, пока бежит по лестнице, и только выскочив на улицу и хлебнув ледяного воздуха, который лупит по мокрым щекам так, что они тут же становятся горячими, перестает ждать оклика и просто бежит по улице. Она все сделала правильно. Теперь все закончилось, и можно в больницу, к бабушке. Лиза сядет на пороге и будет сидеть там, пока ее не впустят.

Она снова оказалась слабачкой. А и плевать! А и пусть! Одно дело – заставить себя дочитать страшную книгу, из которой в любой момент может вывалиться какая-нибудь дрянь, другое дело – смотреть на подобную дрянь, понимая, что все происходит на самом деле и что ты никак это не контролируешь, не можешь вмешаться, никак не предотвратишь. Осознавать реальность полной потери контроля – вот что самое страшное.

Лиза бежит по улице, но вместо серых сугробов и черных деревьев видит встопорщенный Данин зад. Как это прекратить? Нужно отвлечься, срочно. Нужно… Да, нужно спросить Митю, что он имел в виду, когда сказал: “Это твое так называемое агентство” – и кавычки в воздухе пририсовал. Пусть он уже перестанет играть с ней в Льюиса Кэрролла. Пусть наконец вспомнит, что