— Она несправедливо напустилась на тебя.

Эшли некоторое время молчит.

— Что же, все кончено? — говорит она потом.

— Кто знает.

— Мне придется продавать дом. Райану вынесут приговор через три недели. До этого времени он должен вернуть деньги. Страшно подумать, что с ним будет, если мы не успеем оформить сделку.

Джейк садится, хрустя позвонками. Спина ноет.

— Я могу приехать. Сяду в поезд и буду у тебя через несколько часов.

— Ты еще в Филадельфии? Был у матери?

— Я в аэропорту, жду, когда появятся места. Правда, Эшли, только скажи, и я приеду.

— Нет, тебе нужно вернуться в Лос-Анджелес. Разгребать свои проблемы.

— Звони мне, когда определится судьба Райана.

— Свяжусь с тобой в первую очередь.

Джейк понимает подтекст ее слов: ей тоже противно разговаривать с Бек.

Он слышит тихое похрапывание других пассажиров, устроившихся в зале ожидания до утра. Он один из этих неприкаянных, которым некуда податься. Без невесты, без семьи, без денег. У него есть еще не рожденная дочь, но кто он для нее? Впервые в жизни Джейку приходит в голову, что он ничем не лучше своего отца.

Выходя из банка, Бек не знает, куда направляется, понимает только, что не в состоянии больше оставаться ни минуты со своей семьей. Ей не удается собраться с силами, чтобы пойти в дом на Эджхилл-роуд или в квартиру в Фейрмаунте, с которой скоро придется съезжать. Нужно позвонить Тому, в ФБР, но она не может думать ни о чем, кроме Виктора. Как вышло, что Бек, не склонная доверять людям, так легко доверилась ему? Она не готова в полной мере осознать его предательство, а потому просто бредет по улицам. Мысли ее обращаются к ужасным обвинениям, с которыми она набросилась на брата и сестру. Не ее вина, что Виктор оказался прохвостом. Она несправедливо ополчилась на родных, но они так быстро перешли в контрнаступление, что их враждебность показалась ей столь же жестокой, как и поступок Виктора. И, что еще хуже, Дебора подогрела ее гнев, переложив свою вину на Бек. И это после того, как она столько раз прощала мать, заступалась за нее перед братом и сестрой, перед Кенни. Какая непостижимая черствость. Ну, по крайней мере, от Кенни Бек больше не придется ее защищать. Теперь, когда денег нет, он точно не появится.

Проходя мимо офисного здания своей фирмы, она понимает, что Том, вероятнее всего, еще в своем кабинете, заканчивает оформление документов по их напрасному соглашению. Она так и слышит его голос: «Виктор? Да ты что?» Ноги сами несут ее мимо здания, мимо ратуши, и хотя она убеждает себя, что гуляет без всякой цели, она-то знает, что направляется к Кристиану.

Он не спрашивает, зачем она пришла в его студию или что случилось, просто открывает дверь и впускает ее. Молча он снимает с себя футболку и джинсы, потом костюм с нее — Бек так и не переоделась после дневных переговоров. Затем он ложится на ковер, пахнущий прокисшим пивом и чипсами, и она седлает его.

Потом они сидят голые на диване. Кристиан открывает ей пиво.

— А покрепче ничего нет?

Он находит в шкафу бутылку виски, и Бек хлещет прямо из горла.

Двое суток Кристиан снабжает ее дешевым пивом и виски, разбавляет их утренним сексом и дневным совокуплением с последующим поеданием пиццы. За эти сорок восемь часов новость об исчезновении алмаза проникает в прессу. Если Кристиан и слышит об этом, то не подает виду, только продолжает покупать пиво, виски и презервативы. Два дня они практически не разговаривают. Не упоминают ни бриллиант, ни Хелен, ни Флору, ни Вену. Не включают ни телевизор, ни стерео. На третье утро Бек просыпается и слышит, как жужжит лежащий на кухонном столе телефон. Кристиан поставил его на зарядку, и ее это умиляет. Она гладит его юношескую спину, глядя, как он спит. Однажды он, вероятно, станет человеком, в которого она могла бы влюбиться, но еще не сейчас.

Ящик голосовой почты переполнен. Среди тридцати семи непрочитанных сообщений и двадцати трех пропущенных звонков затесались последние новости: «Алмаз „Флорентиец“ снова исчез». Сама того не желая, Бек переходит по ссылке и читает о Хелен, Миллерах, пошедших вкривь и вкось переговорах с австрийцами по поводу мирного решения конфликта, о Викторе. Статья заканчивается словами: «Власти пытаются выяснить, действовал ли Виктор Кастанца в одиночку или сообща с Деборой Миллер».

Из всех превратно поданных сведений о ее семье, смакуемых прессой, это упоминание задевает Бек больше всего. При всех своих ошибках и безалаберности, Дебора никогда не стала бы воровать у своих детей.

Ощущая почти животную потребность увидеть мать, Бек находит свою скомканную одежду, брошенную у входной двери три дня назад. Она натягивает черную юбку, белую блузку, пиджак и садится рядом с Кристианом на кровать. Он шевелится и просыпается.

— Нужно идти. — Она целует его в лоб. — Спасибо.

— Обращайся. — Он одаряет ее мальчишеской улыбкой.

Тротуар на Эджхилл-роуд кишит съемочными группами. Увидев Бек, репортеры поворачиваются и, хрустя красочными листьями, опавшими с растущих вдоль улицы деревьев, бросаются к ней. Она инстинктивно прячет лицо и пробивается сквозь толпу к дорожке, ведущей в семейный дом.

В пустой гостиной орет телевизор. В эфире утренние новости, и на экране молодая репортерша с развевающимися на ветру волосами тараторит: «Я стою около дома, где находится квартира Виктора Кастанцы — последнее известное местонахождение бриллианта. Управляющий зданием предоставил видеозапись от шестнадцатого октября, на которой видно, как мистер Кастанца входит и выходит всего через несколько часов после того, как он покинул Федералистский банк. ФБР составило ориентировку на беглеца, но его больше никто не видел. Мы возвращаемся на Эджхилл-роуд в Бала-Кинвуд, где, как мне сообщают, появилась Ребекка Миллер, которая раньше работала одним из юрисконсультов у мистера Кастанцы и первая обнаружила алмаз „Флорентиец“. По некоторым данным, она тоже где-то пропадала в течение последних сорока восьми часов».

На экране показывают, как Бек продирается через толпу репортеров, закрывая рукой лицо. Они и сейчас окликают ее с улицы, их силуэты маячат за тонкими оконными занавесками.

На лестнице раздается барабанная дробь — Дебора сбегает по ступеням.

— Бекка, это ты?

Волосы как мочалка, в лице ни кровинки. За два дня она, кажется, потеряла пару килограмм и постарела на десять лет.

— О, слава богу, — говорит Дебора и, проскочив последние ступеньки, почти набрасывается на Бек. От нее идет несвежий запашок, утреннее дыхание неприятно, но Бек обнимает ее.

Услышав свои имена, они разжимают объятия и поворачиваются к телевизору.

— ФБР выясняет, находились ли Миллеры