Иногда, работая с позднесредневековыми источниками, историки пишут об обнаружении или развитии «индивидуальности», но это ложный образ, поскольку восприятие себя как отдельной личности присутствует в любом обществе – и в его существовании, скажем, в каролингский период, не усомнится ни один исследователь, знакомый с текстами каролингской эпохи. Ширящийся круг социальных групп, подающих голос в позднем Средневековье, означал лишь распространение грамотности, никоим образом не влиявшее, как подчеркивается в главе 8, на мировоззрение и уж тем более на представления об «индивидуальности». Но если где-то в Средневековье и существовало общество, много рассказывающее нам об индивидуальной идентичности, это Исландия, поскольку в ее крестьянской среде, более чем где бы то ни было еще в средневековой Европе, именно личностные качества определяли успех и поражение.

Формирование и самоопределение сообществ имело и обратную сторону – развитие практики отторжения. Для позднего Средневековья она была не внове. В главе 8 мы наблюдали, как рост централизованной власти, и светской, и духовной, в XIII веке сопровождался ростом враждебности к аутсайдерам – еретикам, евреям, прокаженным, гомосексуалистам: эти люди, недостойные принадлежать ко все строже определяемому христианскому обществу, все чаще воспринимались элитой (в частности) как несущие заразу и вызывающие животный страх. На такой же почве происходило отторжение и в позднем Средневековье. В частности, городские власти регулярно озабочивались проблемой вполне трудоспособных попрошаек и проституток, что приводило к систематическому ужесточению муниципального законодательства по отношению к ним. В Лондоне, надо отметить, самые крупные такие вспышки в XIV веке точно совпадают с периодами более общей напряженности – страхом перед вторжением французов в 1338–1340 годах в начале Столетней войны, последствиями Черной смерти в 1350–1360-х и крестьянского восстания 1381 года, сильно ударившего по Лондону. В муниципальных законах возникает фразеология «чистоты» и неотвязный образ посягательств на чистоту нравственную. Даже если кампании по «очищению» и встречали народную поддержку, возглавляла их прежде всего элита[388]. Так, теории о колдовстве в XV веке разрабатывали в первую очередь богословы и инквизиторы, умы мирян (за исключением жителей каких-нибудь альпийских долин) такие вопросы не занимали – до появления «Молота ведьм», написанного инквизитором Генрихом Крамером в 1487 году. Трактату было суждено большое и мрачное будущее в конце XVI–XVII веках[389].

В этой практике отторжений ключевым представляется опыт иудеев, поскольку они являли собой постоянную нехристианскую составляющую, часто презираемую, но с богословской точки зрения терпимую, защищаемую папами как невольную свидетельницу триумфа христианства. Еврейские общины в средиземноморской Европе вели свою историю с Античности, и некоторые – особенно в Испании и на юге Италии – были вполне основательными и зажиточными. В начале XI века такие общины стали возникать и в городах северной Франции и Рейнской области – часто как купеческие, а затем в нормандской Англии (в Восточную Европу они начали переселяться позже, в ходе германской колонизации после 1150 года). Их достижения в толковании Библии, в философии и религиозной мысли не уступают достижениям христианства в классическом и позднем Средневековье, пусть они и не оказали такого влияния на христианскую интеллектуальную сферу, как переводы трудов арабских мыслителей, хотя влияние великого иудейского богослова Моисея Маймонида (ум. в 1204) испытал на себе Фома Аквинский. Со временем евреи все больше ассоциировались с ростовщичеством, и это, равно как и государственные должности, на которые их назначали короли, не способствовало симпатии к ним со стороны христианских соседей. Однако именно враждебность правителей и городской верхушки сыграла в истории еврейских общин самую значимую роль. Как и в вестготской Испании VII века, тоже озабоченной религиозным единством, в XIII веке евреи стали подвергаться все более жестоким гонениям со стороны верховной власти: Иннокентий III обязал их носить особую одежду, а во Франции при Людовике IX (одном из самых ярых антисемитов среди средневековых европейских королей) Талмуд сжигали как источник святотатства. Подобные меры, а также изгнание евреев – из Англии в 1290 году, из Франции неоднократно начиная с 1306 года – были прежде всего инициативой королей, диктуемой религиозными и фискальными соображениями, и лишь во вторую очередь мнением народа. Это не значит, что народ отличался особой терпимостью. Как показывает Дэвид Ниренберг, светское население тоже ополчалось на евреев и систематически прибегало к насилию, либо увязывая его с церковным календарем (так, погромы часто вспыхивали в пасхальную неделю), либо во время крестовых походов, поскольку с самого их начала в Рейнской области в 1096 году всплески религиозного рвения регулярно сопровождались резней.

Таким образом, особой терпимости по отношению к евреям не было, и враждебность к ним со стороны высшего сословия только росла. В XIV веке проявления насилия, по-прежнему эпизодические, резко участились. Если не считать крестовых походов, 1321 год во Франции, 1336–1338 годы в Рейнской области, 1348–1351 годы в Испании, Франции и Германии (в Италии в этом отношении всегда было тише) и 1391 год снова в Испании были отмечены особенно сильными всплесками религиозной ненависти и резней в городах. Евреев (и прокаженных) обвиняли в отравлении колодцев – сначала в 1321 году, а затем в 1348–1351 годах, на волне истерии после Черной смерти, когда именно так попытались объяснить ее появление. Распространялись и другие наветы – будто евреи приносят в жертву христианских младенцев (поверье, родившееся, судя по всему, в Англии в XII веке) или оскверняют хлеб, приготовленный для причастия. Погромы вспыхивали в основном с подачи городских властей – городского совета и ему подобных органов. В Испании только гонения 1391 года (а также происходившие в XV веке, к тому времени обращенные заодно против выкрестов в королевском и городском правительстве) представляли собой побочный эффект политического протеста простого народа. Как бы то ни было, к концу Средневековья враждебность по отношению к этому религиозному меньшинству укоренилась глубже по сравнению с прежними временами, явив собой одну из составляющих процесса более четкой прорисовки общественных границ, у которого были и другие проявления. Кульминацией его стало изгнание в 1492 году крупнейшей еврейской общины из королевств Испании – снова королевским указом, но на этот раз при более широкой народной поддержке[390].