– Можешь не говорить. – Она вскинула руки, а потом уронила их. – Поверь, я его уверяла, что он волен наводить порядок во всем доме, но Илир говорит, что эта комната – его жилье, а остальными он заниматься не станет, потому что не хочет вмешиваться.

– Я его не виню.

– Нет, он имел в виду другое. Он так проявлял участие. Чуткость.

Она присела на край кровати рядом с Илиром и натянула одеяло ему на ноги.

– Я еще не умер. Не говорите обо мне так, будто меня больше нет, – проворчал Илир.

Ханна улыбнулась:

– Ну конечно, ты с нами. Мы просто думали, что ты отключился.

Соблюдая осторожность, Илир немного приподнялся и прикоснулся пальцами к ране над глазом, из которой все еще сочилась кровь.

– Я отключусь, если не выпью кофе.

– Пойду приготовлю, – сказал Зак.

– А я принесу вату и промою глаз.

– Не нянчись со мной, Ханна. Я не ребенок.

– Тогда не веди себя как дитя и позволь обработать глаз, – сказала Ханна ровным голосом.

На кухне Зак поставил на огонь чайник и наблюдал, как Ханна роется в шкафах и ящиках в поисках миски, соли и ваты.

– Илир здесь… нелегально? – спросил он.

Ханна нахмурилась, не взглянув на него:

– С точки зрения закона – да. Наверное. Но имеет ли он право здесь находиться? Готова спорить, что имеет.

– А не может он получить визу или что-нибудь в этом роде?

– Знаешь, Зак, мы как-то об этом не подумали. Послушай, существует быстрый и простой способ уладить бумажные формальности, мы бы им и воспользовались, ясно? Но у него даже нет паспорта.

– Господи, Ханна! Что, если этот тип действительно позвонит в полицию? Ты ведь можешь попасть в беду?

– Это ямогу попасть в беду? – Она повернулась и в ярости направилась к нему. – Илир жил в Митровице, в одном из ее районов, называющемся Рома-Махалла и населенном цыганами. После войны всех жителей выгнали из домов и вынудили поселиться в лагерях для беженцев. Тот, в который его поместили, был разбит на отвалах шахты, где добывали свинец. Слышишь, Зак, свинец. «Чесмин луг» – так он назывался. Теперь он закрыт, но люди там жили годами. Это убило его родителей. Дети там вырастали со свинцовым отравлением. Теперь ООН перестроила некоторые из старых домов в Митровице и пытается вселить прежних жителей обратно, в тот самый город, где они по-прежнему станут подвергаться дискриминации и жить под страхом новых нападений со стороны албанцев. В город, который никто из них уже давно не считает своим домом. И ты говоришь, что я могу попасть в беду, если его вышлют? – Она недоверчиво покачала головой.

– Я просто хотел сказать… Тебя заставят выплатить огромный штраф за то, что ты взяла на работу нелегального иммигранта.

– Иммигранта? А разве у него больше нет имени?

– У меня просто сорвалось с языка… Я не хотел…

– Чего стоят все наши опасения по сравнению с тем, с чем придется столкнуться ему, если его депортируют? Какое значение имеет то, сколько стуят мои ягнята, то, закончишь ты свою книгу или нет, и то, сумею ли я подыскать точное слово, определяющее наши отношения? Разве все это важно по сравнению с тем, как приходится жить ему?

– Это он тебя втянул? В то, чем ты занимаешься? В контрабанду… Продажу поддельных произведений искусства… Думаю, у него наверняка больше контактов в теневом бизнесе, чем у тебя.

Ханна уставилась на него, на мгновение опешив, а потом ее глаза вспыхнули гневом.

– Перестань или уходи прямо сейчас. Я не шучу. – Она указала на дверь. Зак обратил внимание, что ее указательный палец при этом вел себя неуверенно. Он подрагивал.

– Не горячись, – проговорил он мягко. – Не надо. Просто… я за тебя беспокоюсь. – Ханна уронила руку, а затем взяла вату и соленую воду.

– Не из-за чего беспокоиться. У меня все прекрасно.

Она повернулась и пошла наверх. Какое-то время Зак раздумывал, не убраться ли восвояси. Проявить упрямство и выскочить под проливной дождь. Он попытался представить себе Ханну бегущей за ним, как она недавно бежала за Илиром, но хорошо понимал, что она позволит ему уйти. Зак отыскал на кухне банку с растворимым кофе, налил три кружки и положил в каждую сахара. Молока, которое можно было бы налить в кофе, найти не удалось. Неужели дело заключалось в том, что он знал о ее тайнах? Неужели только это заставило его остаться? В таком случае уйти все-таки следовало. Ему все равно пришлось бы с ней порвать, потому что поставить открыто вопрос о подлинности портретов Денниса значило разоблачить Ханну. Но затем Зак представил себе, как она стояла в конце каменного причала, такая одинокая, и глядела на пустынное морское пространство. Вспомнил, как решительно она выглядела, с какой стойкостью Ханна готова была встретить лицом к лицу расстилающийся перед ней мир, в то время как дома и в личных делах у нее царили хаос и запустение. Голова у него раскалывалась, но он все равно с полной ясностью осознал, что не хочет от нее уходить. Зак на мгновение закрыл глаза, выругался, а затем отхлебнул кофе из одной чашки, прихватил две другие и осторожным шагом пошел к комнате Илира.

Поднявшись до середины лестницы, он услышал их голоса, очень тихие, но различимые. Зак замер, вслушиваясь в разговор и презирая себя за это.

– Я ему ничего не сказала, честное слово, – произнесла Ханна.

Зак сжал зубы от негодования.

– Знаю-знаю. Но что, если нагрянет полиция, Ханна? Что, если Эд туда позвонит, как обещал?

– Этот поросенок сегодня так напился, что с трудом мог стоять на ногах… Он не вспомнит ни того, что сегодня произошло, ни того, что пригрозил сделать.

– А что, если вспомнит?

– Ну, тогда… Что ж. Нам надо продержаться лишь до следующего вторника. Вот и все. Еще три дня, Илир, и дело сделано! Ты просто исчезнешь… Если придет полиция, ты можешь спрятаться. А я скажу, что ты убежал после того, что случилось в пабе. Скажу, что не знаю, куда ты подался.

– Из-за этого ты можешь попасть в беду, Ханна. Ты сделаешь это для меня?

– Конечно сделаю. Все зашло слишком далеко, так что останавливаться теперь нельзя, понятно?

– Ты уверена?

– Уверена. Все получится, вот увидишь. Всего три дня, Илир. Три! Ты и оглянуться не успеешь.

– Прошу прощения за сегодняшнее. За то, что случилось в пабе. Не следовало мне впадать в ярость. Не нужно было его провоцировать.

– Эй, чтобы я никогда больше не слышала, как ты извиняешься за то, что саданул Эда Линча. Ясно? Каждый удар, нанесенный этому человеку, является услугой обществу.

Зак представил себе, как Ханна улыбнулась при этих словах.

– Что ты скажешь Заку, когда все окажется позади? – спросил Илир.