– М-м… – отвечал Марх. На более связное не было сил.

Снова подошел Друст:

– Государь, что прикажешь делать с саксами?

– Сюда, – выдохнул король.

С двух кораблей их осталось чуть больше дюжины. Прочие пали на судах, в море, на берегу.

К Марху привели тех, кто мог ходить.

Полуживые, истекающие кровью.

Король Корнуолла сел прямее, вскинул голову.

– Ты оборотень! – рявкнул высокий сакс. Видимо, так он хотел выразить презрение.

Марх медленно кивнул и приказал негромко:

– Отдайте им корабль. Тот, что меньше погорел. Пусть плывут.

Друст не верил своим ушам:

– Ты отпускаешь их на волю, государь?

– Да-а, – прохрипел Марх. – Еще и пресной воды им дайте. Пусть выживут.

– Ты из тех глупцов, что поклоняются новому богу? – удивился сакс. – Ты, оборотень!

– Я сказал. – Король откинулся на камень и прикрыл глаза.

Друст кивнул воинам – исполняйте, а сам присел рядом:

– Дядя, почему?

У Марха не было сил на пространные речи, и он выдохнул лишь одно слово:

– Расскажут…

Прости, государь, я не сразу понял тебя.

Конечно. Ты мудр, как всегда. Ты отпустил два корабля. Ты и этих отпустишь.

Им придется рассказать прочим саксам о своем поражении. Оправдаться.

По их словам, один морской Конь станет табунами, выныривающими из вод. Да и десятки лучников обернутся сотнями.

Они расскажут о Корнуолле, как о далекой стране чудищ, грозящей самыми страшными бедами. Жуть, что за берег. Только самоубийца поплывет на запад.

Да, дядя. Ты сейчас возводишь еще одну стену вокруг Корнуолла.

Стену слухов и легенд.

Гругин возился с ранеными бриттами. Марх, оставшийся один, незаметно уснул. Из рыбацких деревень прибежали юноши, сначала сетуя, что не успели к битве, – но одного взгляда на забрызганных кровью воинов и изуродованные трупы хватило, чтобы рыбаки перестали жалеть об опоздании.

Они помогали оттаскивать мертвых саксов на последний из кораблей, а мертвых бриттов относили выше по склону, на траву. Корнуольцев погибло мало, меньше десятка.

На Друста, к удивлению для него самого, усталость так и не накатила. Он всё ждал, что свалится, но нет. Только перевязал раны, кровь смыть было пока некогда – и он багровым призраком бродил по месту битвы, помогая растаскивать тела, отделяя живых от мертвых.

…У Датара было снесено полчерепа – саксонский топор знал свое дело.

Друсту вспомнилось как сегодня сказанное: «Теперь я никогда не уйду с этого берега».

Не уйдет. Теперь – никогда.

Сын Ирба почувствовал, что плачет. Слезы лились по щекам, смывая брызги крови. Ожидание смерти, бешенство битвы, восторг победы – всё это рыданиями хлынуло из горла, Друст выл над телом Датара, рыдая даже не от его смерти и не от жалости к его жене и сыну, – он выл и ревел по-звериному, выталкивая из глотки кошмар этого неимоверно длинного дня.

Бритты проспали до следующего вечера. Большинство уснуло прямо на кровавом песке, иные и доспехов не сняли. Просто повалились.

Марх проснулся, когда начало смеркаться. Оказалось, что рядом сидит Гругин и услужливо протягивает ему деревянную чашу.

– Что это? – нахмурился Конь.

– Вода, – улыбнулся Кабан. – Просто чистая вода. Пей, здесь на всех хватит.

Король жадно схватил ее, принялся пить… в обычной чаше вода давно бы закончилась, но из этой можно было глотать и глотать…

Утолив и жажду, и жадность, Марх вернул чашу Гругину. Спросил:

– А остальным?

– Как проснутся – дам.

Король встал, оглядел окровавленный берег. Гругин кивнул:

– Раненые перевязаны, убитые – вон там, выше, мертвые саксы – на корабле, корабль с живыми унес отлив.

– Спасибо.

– За что? Корнуолл столь же мой, сколь и твой. Я не помогаю тебе, я забочусь о своей стране.

Марх с усилием улыбнулся.

Похоронить саксов было просто. Надо было вывести их корабль подальше в море – и поджечь.

Правда, здешние рыбаки наотрез отказались даже прикасаться к веслам корабля мертвецов – но без труда привязали его к паре своих лодок, вывели подальше и перерезали бечевки.

Огненные стрелы прочертили небо в третий и последний раз.

В сумерках это было красиво. Да и горящий драккар, медленно уходивший в воды… зрелище.

После битвы такое особенно нравится.

Ты вернешься в Тинтагел героем, сын мой.

Это хорошо.

Хорошо для тебя: не изгнанник возвращен из ссылки, а герой пришел после очередного подвига.

Это хорошо для меня: никто больше о ссылке и не вспомнит. Мудрый король отправил наследника защищать рубежи, и вот – победа.

Не придется напоминать кое-кому, что ты был и остаешься моим наследником.

Мы проедем через всю страну, с юга на север. Это полезно – и тебе (вкусишь славы досыта), и мне (королю стоит ездить через свои земли).

Мне не хочется тебя обманывать, Друст: ты действительно герой и заслуживаешь отнюдь не лжи. Тем паче – не хитрости. Но мне придется солгать тебе.

Мне нужна эта поездка – неспешная, чтобы ты вкусил славы. Да что «вкусил»! чтобы ты наелся ею до отвала. Я буду тянуть время, как только смогу. Время твоей ссылки – и триумфальная неспешность остается тоже ссылкой. Только этого никто не поймет. Ты сам не поймешь тем более.

Я буду тянуть до Бельтана.

Пока с тебя не спадет заклятье.

Нам придется ехать очень-очень медленно… проводить дни в пирах и торжествах.

Чем позже, тем лучше.

Весть о победе над саксами облетела Корнуолл за пару дней.

Встречать горстку воинов, разгромивших несколько сотен саксов, выходили все, от мала до велика. Иные и из других мест приезжали, чтобы только увидеть их.

Друст быстро понял: бесполезно говорить, что из четырех кораблей саксов два вообще не пытались высадиться. Бесполезно рассказывать о заслугах Марха, справившегося с двумя кораблями в одиночку.

Король умалчивал о своих подвигах, и добычей бардов стал только Друст.

Он смирился с тем, что стал победителем полутысячи саксов.

Спасибо, хоть не тысячи. И не десяти тысяч. С этих бардов сталось бы.