Это был всё еще Корнуолл – но другой. Там редко встречались люди, зато танцевали сидхи, веселились духи лугов и пустошей… запомнить названия всех эти существ было еще труднее, чем человеческих мест.

В этом другом Корнуолле всё было пронизано силой… нет, иначе: всё и было силой. Она была, словно струны арфы: чуть тронь – и польется музыка.

Когда Марх ласкал меня… даже когда просто смотрел влюбленным взглядом, так, что по телу пробегала сладкая дрожь, – я чувствовала, что эта незримая арфа откликается, вибрирует, звучит, что в Корнуолле что-то меняется – просто потому, что Марх любит меня, а я счастлива, безумно счастлива с ним.

Наследник. Наместник.

Прекрасные названия для нынешнего безделья.

На меня возложено бремя правления, но я, безусловно, оправдаю надежды моего дяди и государя. Хорошо звучит! Добавить к этому, что Динас готов мне помочь в несении оного бремени…

Смешно!

Кажется, Корнуоллом сейчас вообще не нужно править. Не приходят жалобщики, ища суда. Не доносят о преступлениях. Даже на границах всё спокойно, будто саксы провались в свою Хель все разом… то ли дядя так сильно тогда напугал их, то ли – нынешняя благость растеклась и по прибрежным водам.

В народе говорят – «королевино лето». Всё наполнено любовью – и сердца людей, и плоть животных, и соки земли. Стада множатся, осенью нас ждет невиданный урожай, а к весне народится столько детей, что в Корнуолле станет тесно жить.

О них говорят. Их видели то там, то здесь. В священной наготе, которую прикрывают только волосы, – сияющее золото у нее, темная медь у него.

И я солгу, если скажу, что не ревную. Только это неважно. Это мелочи по сравнению со счастьем короля, королевы и всей страны.

Всё наконец-то свершилось, как и должно быть. Я вез Эссилт дяде – и только теперь отдал.

Они лежали в свином закуте. Рядом хрюкало и пыхтело нечто толстобокое – стадо до сих пор не выгоняли в леса или на пустоши, надеясь на то, что Король и Королева придут и своей любовью благословят этих свиней (отнюдь не священных и не чудесных, но таких вкусных зимой!).

Марх негромко рассмеялся.

– Мм? – приподняла голову Эссилт.

– Я подумал: прежде ты бы ни за что на свете не согласилась ночевать посреди свиней.

– А тут свиньи?

– Ты не заметила?

Вместо ответа она потерлась щекой о его грудь. Он улыбнулся:

– Тут свиньи, там овцы… люди стелют для нас ложе посреди своего скота или в амбарах. Наша каменистая земля скоро станет плодороднее жирных заморских равнин.

Она снова не ответила.

– Счастье мое… – прошептал Марх, мягко перекатывая ее на спину.

Она была блаженно-послушной, но вдруг, открыв глаза, спросила:

– Что это, Марх? Что с твоим лицом?!

По лицу короля Корнуолла – да, впрочем, и по всему телу – синими зигзагами пламенел узор.

Со времен Пуйла я не покидал Аннуина. Не думал я, что так легко смогу войти в мир людей теперь, когда он стал так далек.

Но сейчас пройти легко. Спасибо твоей златокудрой Королеве, Марх. Земля Корнуолла снова становится гранью миров – не людской, не Аннуин: оба разом.

И эта ночь, самая короткая ночь в году, – это твое торжество. Это торжество твоей жены.

Полыхают костры в рост человека. Горят костры и у нас. Только у людей они изжелта-алые, а у нас больше серебристые. Мне легко идти по этим кострам через мир – как по камням через реку.

Ну же, Марх. Я жду тебя. Познакомь меня со своей женой.

Дай увидеть воплощенное пророчество Бендигейда Врана.

Полуночное небо не желало темнеть. Глубокая синева – и тысячи костров под ней. Оранжевых и белых, людских и чудодейных. Люди и нелюди вокруг них – где порознь, где вперемежку.

Золотом отблескивают рога Короля-Оленя.

Навстречу ему из синего сумрака выходят двое: смуглый мужчина, чье тело горит синими узорами, и нагая красавица, ослепляющая белизной кожи и золотом волос.

– Я приветствую Короля и Королеву Корнуолла, – Араун склоняет рогатую голову в поклоне.

– Друг, я счастлив видеть тебя! – Марху не до церемоний. – Это Эссилт.

Королева робеет – она не ожидала встречи с древним властителем Аннуина.

– Тебе больше не нужно ходить древними курганами, чтобы пробуждать силу? – усмехается Король-Олень, движением бровей указывая на узоры Марха.

– Курганы… не напоминай! Это было отчаянье, горе, ненависть… теперь я знаю, что подлинный путь к силе – несравнимо короче. Жаль, Ирб не дожил…

– Ирб был великим человеком, – кивает Араун (Эссилт невольно вздрагивает, когда он наклоняет свои огромные рога). – Впрочем, человеком он не был.

Оба замолкают, а потом пламя костров вспыхивает ярче, и Король-Олень говорит:

– Судьбы миров мы будем решать с вами позже, но ты видишь, Марх: мы перехитрили Гвина. Пусть ты не можешь придти в Аннуин, но я легко пришел сюда.

– И что теперь? – хмурится Конь.

– Не сейчас, – качает головой Араун. – Ты хочешь забыть обо всем, кроме любви, – так забудь. Ты думаешь, что сейчас живешь для себя, – но от этого Аннуину больше пользы, чем от веков усердных усилий.

Небо стало светло-голубым, листва из черно-зеленой превратилась в серую.

Марх и Эссилт обнаружили, что лежат в высокой траве… то ли в мире людей, то ли в Волшебной Стране… пока неясно, да и неважно.

Эссилт медленно проводила пальчиком по рисункам на теле мужа. Марх посмеивался в бороду, довольный.

– Откуда это? – спросила королева.

– Стараниями Ирба, – отвечал он. – Давняя история. И мрачная. Потом расскажу.

– Я не о том. Откуда они взялись – сейчас?

– Нравится?

– Очень. Ни в одной одежде ты не будешь выглядеть величественнее.

– Это сила, девочка моя. Росчерки силы. Северяне рисуют на себе такое вайдой – мечтая получить хоть малую толику этого. Но подлинный узор силы проступает сам. И краски здесь не нужны.

– А почему же раньше..?

– Хм… потому что, – горько усмехнулся Марх.

Несмотря на столь скудный ответ, Эссилт поняла.

– Это – боевое? – спросила она. – Только для мужчин?

– Хочешь получить такой же? – рассмеялся Марх.

– А возможно? – блеснули ее глаза.

– Не знаю. Твоя сила – иная. Ты в своей наготе прекрасна, как богиня.