Первосвященник проехался по полу, впечатался головой в шкаф, но сознания не потерял и еще попытался что-то прокричать — то ли звал на помощь, то ли поминал Повелителя в надежде, что наместник опомнится и не посмеет усугублять нарушение приказа. Сломанная челюсть не шибко способствует внятности речи. Да если бы он и смог сказать что-то членораздельное, сейчас Харгана не остановили бы ни воля Повелителя, ни весь личный состав ордена, попытайся братья действительно прибежать и вмешаться. Знакомая багровая мгла залила глаза, и не осталось ни проблеска разума, ни единой осознанной мысли, ничего, кроме чистой, незамутненной ненависти и звериной жажды крушить, кромсать, рвать на части…

Со второго удара брат Аркадиус повторил судьбу Шеллара — вылетел из кабинета вместе с дверью и задвижкой. Хотя на этом он умолк и больше не пытался протестовать, он был еще жив, и взбешенный демон с радостью ринулся исправлять эту досадную несправедливость.

Он проволок бесчувственное тело по коридору, пиная его впереди себя. Затем протащил по ступенькам, методично пересчитав каждую болтающейся головой. В главном зале ему попался на глаза ряд пустых постаментов, оставшихся от прежних статуй, и в процессе движения через зал Харган с наслаждением приложил свою жертву остатками лица о каждый постамент…

Опомнился он на кухне. В одной руке у него был здоровенный мясницкий нож, в другой — тяжелая чугунная сковорода. Под ногами лежало то, что осталось от клеветника и доносчика брата Аркадиуса. Во всяком случае, основная его часть. На забрызганных кровью столах валялись опрокинутые миски, недорезанные овощи, разбитые яйца, размазанное тесто, брошенные убегающими поварами ножи и половники, среди которых кое-где попадались более мелкие части брата Аркадиуса. У самой двери, уткнувшись лицом в корзину с булочками, лежал в обмороке молодой послушник, не успевший удрать вовремя.

Харган медленно разжал пальцы и не глядя уронил свое нехитрое оружие.

Разум неохотно возвращался, и вместе с ним наступало мучительное осознание случившегося.

Он нарушил приказ Повелителя. Пусть не нарочно, в невменяемом состоянии, кого интересуют подробности и тонкости? Он нарушил приказ. И Повелитель с полным на то правом обрубит ему крылья. Даже если он попытается что-то объяснить, даже если покажет клеветническое письмо и привезет эту проклятую статуэтку… Его никто не поймет и не станет делать скидку на его обиды, страдания и вспыльчивый характер. Не поймет, потому что не пожелает понимать.

Харган горько рассмеялся и заметил, как в дверях мелькнуло и в панике исчезло чье-то лицо. Ну почему сейчас? Почему не неделей раньше? Почему все происходит не вовремя? Почему он не взбунтовался, когда еще было можно? Что толку уходить от Повелителя и спасать Азиль теперь, когда ее жизнь все равно в его руках?

Почему он такой недотепа и дурак? Думал, мучился, страдал, переживал, творил что попало, и в результате — ни себе, ни людям… Повелитель разочарован, Азиль умрет, сам он останется без крыльев, все несчастны, и он во всем виноват…

В дверях опять мелькнула чья-то испуганная физиономия. Сейчас братья поймут, что он уже не опасен, осмелеют, позовут советника, как они это обычно делают… Лучше отсюда убраться.

Харган не мог даже вообразить, что скажет Шеллар, но ему уже заранее было стыдно.

С трудом сосредоточившись, он очертил полукруг телепорта и вернулся в кабинет, выглядевший разгромленным после сегодняшних поисков. Спотыкаясь о расставленные вокруг стола ящики, пробрался к креслу. Рухнул в него, закрыл глаза.

Что делать? Что вообще можно сделать в его положении?

Ничего. Даже хитроумный советник еще утром это сказал. Ни-че-го. А сейчас — еще более ничего, чем утром. Теперь уж точно все кончено.

Харган открыл глаза, уныло оглядел разруху в кабинете. В этот момент и попался ему на глаза тот самый верхний ящик из правой тумбы, в котором катались стаканчики и обстоятельно, увесисто возлежал забытый пистолет Шеллара.

Что можно сделать, когда ничего сделать нельзя?

Ты хотела мою жизнь, Мать Богов? Не знаю, зачем тебе понадобилось нечто настолько ненужное и бесполезное, но, если желаешь…

Он протянул руку и без колебаний выхватил из ящика пистолет. Заряжен. Прекрасно…

Нет, в висок, как люди, нельзя… Там же броня и гребни, не хватало еще выжить и опозориться…

Харган повертел оружие в руке, пристраиваясь поудобнее. Затем засунул ствол поглубже в рот и нажал на спусковой крючок.

Сначала Шеллар подумал, что скандал и переполох как нельзя лучше соответствуют его замыслам. Во-первых, брат Чань немного отвлечется, и некоторое время ему будет не до шныряния по чужим усыпальницам. Конечно, если он и найдет перчатки, всегда можно сказать, что их украли, но все же удобнее действовать, когда у противника нет на руках даже таких ненадежных улик. Во-вторых, как только одуревший наместник очухается, он потребует к себе советника и выставит вон всех благожелателей. При известной сноровке можно повернуть дело так, что они оба увильнут от визита к Повелителю без всяких порошочков. Наместник будет малость не в себе, а в таком состоянии его побоятся трогать и даже напоминать о визите к Повелителю не рискнут. Особенно если его сегодняшнее буйство вылилось в жертвы и разрушения. А верного советника он якобы от себя не отпустит. Брат Шеллар будет беспомощно оглядываться и делать вид, будто искренне пытается найти способ улизнуть. Так, чтобы брат Чань и его соглядатаи поверили — рушится весь план коварного шпиона, и ничего он с этим поделать не может. И пока он не придумал, как ему выкрутиться, надо срочно хватать нимфу и волочь к Повелителю, а то брат Шеллар — он хитер и изобретателен, не успеешь оглянуться — а уже ни его, ни нимфы, ни наместника…

Перепуганный храмовый телепортист, примчавшийся в департамент с вытаращенными глазами, заикающийся от испуга (эх, как уместнее был бы в этой ситуации невозмутимый брат Лю!), проблеял что-то невнятное о погроме и реках крови. Советник и глава департамента молча переглянулись и без слов согласились, что источник информации ненадежен, сама информация противоречит здравому смыслу, а чтобы уяснить, что там происходит на самом деле, надо идти самим и проверять.

В главном зале их встретила толпа таких же перепуганных священнослужителей. К счастью, паника, блеяние и заикание поразили не всех поголовно, и нагрянувшему начальству сумели объяснить, что наместник спустился вон оттуда и побежал вон туда, насчет погрома они не уверены, а жертвы точно есть, как минимум одну все видели.

Начальство окинуло взорами зал, на пару мгновений задержавшись на злополучных постаментах, опять переглянулось и опять поняло друг друга без слов.

— Проводите, — коротко приказал брат Чань, выбрав из трясущейся толпы наиболее, как ему показалось, вменяемое лицо. Святой отец сделался белее своего капюшона, но смиренно поклонился и попросил следовать за ним.

Вот тут-то нюх и стал подсказывать брату Шеллару, что все совсем не так удачно и радужно, как ему поначалу показалось. Конечно, насчет кровавых рек любезный брат наврал с перепугу, но след, оставленный наместником по дороге от зала до кухни, исключал всякие сомнения: кому-то сегодня очень не повезло. А учитывая, что невменяемый демон не крошил кого попало, а сосредоточил весь свой пыл на одном объекте, можно было без труда догадаться, кому именно.