После обильного обеда во дворце Приама прошло уже не меньше пяти часов, однако Ахилл пока не чувствовал голода, во всяком случае, не стал бы ради еды прерывать эту волшебную поездку. Троя завораживала его все сильнее, вместе с восхищением все более и более вызывая непонятное чувство некоей внутренней связи, сопричастности, будто все здесь было ему не чужое. Он не думал, что когда-либо видел что-то подобное – такого просто не могло быть, но красота Трои отзывалась в нем радостью и нежной тоской, как услышанная издали песня, которая кажется знакомой. И герой хотел было ответить на вопрос друга отрицательно, но, взглянув на него, передумал. Он увидел, что щеки Гектора, с утра залитые румянцем, сейчас заметно побледнели, на шее и висках выступили капли пота. Губы героя все чаще сжимались в волевом усилии подавить слабость и боль, и было ясно, что опасения придворного врача Кея оправдались – тряская езда в колеснице не пошла на пользу еще не до конца оправившемуся от раны Гектору.

– Стыдно признаться! – проговорил Ахилл. – Вы все сочтете меня обжорой, но я и в самом деле не против что-нибудь съесть. Тем более что пахнет замечательно. А что там такое, Гектор?

– Харчевня, – Гектор увидел, что базилевс не понимает этого слова, и пояснил: – Ну, двор такой, где можно купить еды и прямо там поесть. Прежде в Трое их было два десятка, сейчас только три осталось, да и те не процветают. Приезжих в городе нет, а своим не на что ходить по харчевням. Вот мы и поможем одному из харчевников поправить дела!

Царевич отцепил от пояса и подкинул на ладони связку серебряных и золотых пластинок с отверстиями посередине. Ахилл еще раньше заметил ее и сперва подумал, что это какое-то украшение, но потом вспомнил: такие пластинки уже попадались ему среди боевой добычи. По словам пленных троянцев, у них в городе этими штуковинами расплачиваются за товар, равно, как в Египте медными, серебряными и золотыми кольцами.

* * *

– Вот так штука! – Михаил, забыв про вежливость, прервал Каверина, едва тот сделал небольшую паузу. – А мы-то до сих пор считали, что первые монеты в Древней Греции появились в седьмом веке до нашей эры. А это что же... на пять веков раньше, получается?

– Получается, – кивнул Александр Георгиевич. – Только это ведь не совсем Древняя Греция, Миша, о чем я уже не раз вам, лопоухим, говорил. Троада действительно была особой страной, своего рода Атлантидой Древнего мира, которая не тонула и не исчезала – а просто мало-помалу мир окружающих разрозненных полисов догонял и догонял ее в развитии языка и культуры. Тесно связанная с внешним миром, постоянно воюющая, торгующая, ведущая переговоры со всеми, от скифов до Египта и Персии, что очевидно, и очевидно не только из нашей рукописи – эта большая и богатая страна достигла развития не меньшего, чем тот же Египет, а в чем-то, возможно, большего. Но у Троады был, в сущности, один язык с ахейцами, явная этническая общность, а главное, несмотря на войны, их контакт был гораздо постояннее и гораздо глубже, чем с более близкими ей по развитию персами и египтянами. И поэтому исторически мы воспринимаем это государство Передней Азии совсем не азиатским, а греческим, и культуру его относим к Крито-Микенскому периоду древнегреческой истории, хотя на самом деле эта культура значительно древнее и, мне кажется, богаче Крито-Микенской. Да, их торговые отношения, даже внутригосударственные, уже достигали к тому времени такого уровня, что деньги просто должны были появиться. Так что примитивные монеты, увиденные Ахиллом, были, видимо, давно привычны в Трое, хотя ахеец и не понял сразу, что это такое...

– Удивительно! – прошептал Михаил. – Просто невероятно... Вот, и всякие питейные заведения у них были, харчевни. Вы сами придумали слово для перевода, Александр Георгиевич?

– «Харчевня»-то? – Каверин рассмеялся. – Но оно встречается в гораздо более поздних текстах на древнегреческом языке и переводится, как правило, именно этим словом – нам, русским, привычным. А ты правильно угадал, что заведение питейное, хотя до этого места в тексте я пока не дошел. Да, для развитого троянского общества была уже необходима такая вот «сфера обслуживания». Ну, давай же поглядим, чем там кормили!

И, подмигнув, профессор снова взялся за перевод...

В светлой стене, когда колесница к ней подъехала, обнаружилась не обычная калитка, а довольно широкие ворота. Можно было попытаться проехать в них, но Деифоб натянул поводья.

– Еще снесу столбы! – он спрыгнул на землю и стал аккуратно привязывать коней к специально вделанному в стену бронзовому кольцу – таких колец было несколько, хозяин, как видно, заботился о тех, кто приезжал к нему в повозках или верхом.

– Сартосуаро! – крикнул Гектор, проходя в ворота.

Это прозвучало как некое неведомое заклинание, однако это было имя, потому что в ответ тотчас донеслось:

– Иду, иду! Входите!

Они оказались в просторном дворе, в глубине которого белело низкое строение, должно быть, жилье, окруженное деревянной галереей. С кровли этой галереи тянулись толстые веревки, соединяющие ее с тремя рядами столбов, установленных вдоль двора и перекрытых тонкими балками. Все это – кровлю, веревки, балки, – густо оплетали виноградные лозы, создавая над обширным пространством довольно плотный шатер. Янтарные и темные кисти винограда, свисая с лоз, наполняли еще не остывший после дневного жара воздух густым пьяным запахом, который вблизи почти заглушал запах мяса и пряностей. Пять или шесть деревянных столов располагались в тени этого живого шатра, окруженные скамейками, тоже деревянными, покрытыми коврами из козьих шкур. Неподалеку виднелась кирпичная печь, от которой сочился полупрозрачный дымок. В рыжем жерле печи темнели, тоже похожие на виноградные гроздья, связки чего-то ароматного и аппетитного.

За одним из столов сидели трое воинов в доспехах и старательно кидали кости. Доспехи их, впрочем, были, где только можно, развязаны и расстегнуты, шлемы и оружие лежали на земле. На столе стоял кувшин, должно быть, уже почти опустевший, три стакана и тарелка с остатками лепешек и горкой рыбьих костей.

Больше во дворе никого не было.

Услыхав возглас Гектора и, должно быть, сразу узнав его голос, воины повскакали с мест, будто им за шиворот всыпали горячих углей. Вид у всех троих был растерянный и почти перепуганный.

– Что это значит? – проговорил Гектор, казалось, тоже растерявшись. – Как вы посмели уйти из караула?

– Мы сменились, великий Гектор! – пролепетал старший из воинов. – Еще два часа назад...

– Два часа назад смены караула не было, она была три часа назад, – резко бросил Гектор. – Часов поблизости нет, но я и по солнцу вижу, который час. И не стыдно тебе врать, Проний? Твой дом отсюда за две улицы, так неужто ты пошел бы в харчевню, не зайдя домой и не скинув доспехи, если бы и вправду был уже свободен от караула? Или будешь врать дальше и скажешь, что собрался потом зайти на площадь Ареса и поупражняться в стрельбе или метании копья? Ну?

Все трое опустили головы с видом отчаянного стыда, а Проний сказал еле слышно: