Свита послушно осталась у преступно подсвеченной картины.

– Безумие какое-то!

– А мне нравится.

Алир поперхнулся и резко повернулся на голос, рядом с ним стояла непонятно откуда взявшаяся хрупкая рыжеволосая девушка лет двадцати. Темные глаза незнакомки были устремлены на картину.

– Свет был направлен необычно, не так, как вы привыкли, но это находка. Краски действительно немного потерялись, но зато появилась глубина. Неужели вы не видите?

Готовый взорваться Кумар перевел взгляд на картину, перед которой балансировал на стремянке директор выставки, и несколько секунд пристально вглядывался в нее.

– Но краски потерялись, – пробурчал он наконец.

– Я думаю, вам следует пригласить мастера, который ставил вам свет, и вместе с ним обсудить эту проблему, – закончила рыжая. – Мне кажется, вы его недооценили.

– Возможно, вы правы, – согласился Алир и замахал руками: – Не надо ничего править! Не надо!! Вызовите сюда человека, который это сделал!

– Но… – Представитель мэрии удивленно посмотрел на художника. – Я не уверен, что он еще здесь.

– Ничего, я подожду.

Кумар перевел взгляд на рыжую:

– Признаю, был не прав. Вы художница?

– Увы, всего несколько уроков у хорошего мастера, – девушка задорно улыбнулась. – Родители хотели, чтобы я была всесторонне развита.

– Их усилия не пропали даром. – Маэстро приосанился. – Меня зовут Алир Кумар.

– Я знаю, – улыбка рыжей стала еще лучезарнее.

Художник почувствовал подвох:

– Если вы журналистка, то предупреждаю сразу, даже несмотря на вашу неоценимую помощь, я не изменю своему правилу: я принципиально не даю интервью до начала выставки.

– Я не журналистка. – Девушка дотронулась до руки Кумара и понизила голос. – Меня зовут Инга. Сантьяга просил вас уделить мне несколько минут.

Если бы не настоятельная просьба комиссара, художник вряд ли бы нашел время для встречи с наемниками.

Шас прищурил черные глаза:

– Чем я могу помочь Сантьяге?

– Вас не очень расстроит, если я скажу, что помощь требуется мне, а не комиссару?

– Ни в коем случае, милая девушка, ни в коем случае. – Алир пристроил кружку рядом с какой-то скульптурой и, нежно подхватив Ингу под локоток, неспешно направился вдоль картин. – Кстати, вы пробовали себя в качестве натурщицы? У вас замечательный типаж: невинность и распутство, скромность и похоть. Причем совершенно непонятно, что из этого маска, а что – настоящее. Я даже вижу вас… – Художник прикрыл глаза. – Да! В скалах! Нет…

Свита с изумлением наблюдала, как позабывший обо всем маэстро блуждает по выставке в компании рыженькой инженю.

– А много времени займет позирование?

– День или два месяца. – Кумар хлопнул себя по лбу. – Не обижайтесь, Инга, меня иногда заносит. О чем вы хотели меня попросить?

Девушка вздохнула:

– Боюсь, вам это не понравится.

– Вы хотите попросить у меня в долг? – Шас оставался шасом, даже став знаменитым на весь мир художником.

– Нет, – слабо улыбнулась Инга. – Я хочу купить у вас Этническое Яйцо.

– Сантьяга обещал, что никому не скажет о том, что оно принадлежит мне, – после паузы пробормотал помрачневший Алир. – Вы правы. Мне действительно не нравится ваше предложение.

– У меня нет выхода, – тихо сказала девушка. – Дело в том, что я собрала все остальные части артефакта.

– Даже то Яйцо, которое хранится в зоне Кадаф? – поднял брови Кумар.

– Почти. – Рыжая подняла темные глаза на художника. – Понимаете…

Кумар выслушал рассказ Инги очень внимательно, не перебивая, но и ничем не выражая своих чувств. Однако, когда девушка закончила повествование, во взгляде Алира сквозило уважение.

– Ваши способности делают вам честь. Немногие в Тайном Городе рискнули бы совершить кражу из зоны Кадаф. Не говоря уже о том, чтобы совершить ее успешно.

– Комиссар поймал меня, – напомнила Инга.

– Сантьяге просто повезло, – махнул рукой Кумар. – И он это понимает. Иначе он сжег бы вас прямо в Александровском саду.

Алир жил в Тайном Городе намного больше рыжей и знал, что говорит.

– А мое предложение? – Робко спросила девушка.

– Вы поставили меня в сложное положение, – покачал головой художник. – Скажите, вы видели те четыре Яйца, которые забрали у несчастного Юрбека?

– Разумеется.

– Ваше впечатление?

– Они совершенны, – грустно произнесла Инга, догадываясь, куда клонит Кумар.

– Теперь вы понимаете, как трудно мне расстаться со своим экземпляром? – негромко спросил Алир. – Принадлежащее мне Этническое Яйцо – уникальное произведение выдающегося мастера. Гения. Оно неповторимо. Оно вдохновляет. Оно единственное.

– Есть еще пять, – буркнула девушка.

– Продайте их мне, – оживился шас.

– Боюсь, это невозможно.

– Вот видите.

– Но ведь есть другие пасхальные яйца работы Фаберже! – отчаянно воскликнула рыжая.

– Мне дорого именно это, – пожал плечами Кумар. Чувствовалось, что разговор начинает его тяготить. – Вы мне понравились, Инга. Честно, понравились. Но чем вам помочь, я не знаю. Продавать Этническое Яйцо я не стану. Предложите мне что-нибудь взамен.

– Что?

– Не знаю! Не знаю! Что-нибудь такое же уникальное. Такое же совершенное! Такое же неповторимое! Не знаю!! – Алир резко развернулся и не прощаясь направился к ожидающей его свите.

Инга разочарованно кивнула и потащилась к выходу.

Заметив, что маэстро освободился, директор выставки немедленно вытолкнул ему навстречу маленького толстяка лет тридцати с испуганными голубыми глазами:

– Господин Кумар, это Саша Антипов. Он ставил свет на ваши работы.

По выражению лица директора было понятно, что проштрафившийся Антипов отдан на заклание и он нисколько не удивится, если Алир убьет несчастного прямо сейчас. Но то, что сделал Кумар, повергло директора в шок. Пару мгновений художник приглядывался к голубоглазому, а затем кивнул:

– Распорядитесь, пожалуйста, чтобы нам принесли кофе. Вы пьете кофе, Александр? Принесите много кофе. Нам предстоит серьезная работа.

* * *

Муниципальный жилой дом

Москва, улица Крылатские Холмы,

1 августа, среда, 17.02

Четырехкомнатная квартира Леопольда Владимировича Загорского, располагавшаяся в одном из самых престижных районов столицы, досталась ему в наследство от отца, занимавшего в имперские времена не последнюю ступеньку в Министерстве иностранных дел. После смерти супруга мадам Загорская предпочитала жить на даче в Сочи, и московская недвижимость поступила в полное распоряжение Леопольда, ставшего к тридцати семи годам вполне сложившимся лоботрясом. В свое время мальчик мечтал выучиться на журналиста, окончил соответствующий факультет МГУ, но особых талантов в себе не открыл и погрузился в богемный образ жизни, изредка разражаясь критическим статьями ни о чем. Главным же достоинством Загорского-младшего было огромное количество друзей, таких же великовозрастных шалопаев и богемных тусовщиков, как и он сам. И именно это достоинство использовал Адольфус Пукос, превративший сына дипломата в одного из самых успешных своих драгдилеров. Очень успешных. Адольфус даже представить себе не мог, кем можно будет заменить Загорского, но приказы Крысауласа не обсуждались: раз Езас решил избавиться от всех засветившихся на «стиме» барыг, значит, так оно и будет.