Тому, что произошло на перевале, не было свидетелей. Только снимок, который Винсент позже демонстрировал в суде, словно счастливая улыбка Джульетты могла служить доказательством его невиновности. Она не заметила поворота. Или нет, Джульетта нажала на педаль, Винсент услышал характерный сухой стук, хлопок, а потом непривычный скрежет. Тормоза у «альфа-ромео» были хорошие. Джульетта закричала, отвратительно заскрежетала жесть. Ржавое заграждение было плохо закреплено, но выдержало, машина скользила вдоль него еще несколько метров. Но потом железо подалось, автомобиль покачнулся, перевалился через край, и будь Винсент пристегнут, как его спутница, вместе с ней он полетел бы в пропасть.

Его выбросило из машины – так он объяснил в суде. Можно сказать, повезло. Куст, за который Винсент успел зацепиться, спас ему жизнь. Огромный красный паук, грохоча о выступы скалы, полетел вниз, потом все стихло. Никаких звуков, лишь гул ветра. И эта тишина из бездны небытия ужаснула его больше всего. Он знал, что Джульетта падала в полном сознании и без малейшего шанса на спасение.

Обо всем этом Винченцо узнал в зале суда. Проснувшись в день ее смерти, он удивился только, что мать до сих пор не встала, чтобы приготовить ему, как было заведено, завтрак. Но подумал, что она допоздна засиделась, и решил ее не будить. Однако, вернувшись из школы, Винченцо заподозрил неладное. Энцо спросил, не знает ли он, где мать. Они позвонили Джованни, подругам, но Джульетту в тот день никто не видел.

Она не объявилась и к вечеру, тут уже забеспокоился и Джованни. Винченцо не понимал, почему отец отказывается обращаться в полицию. Позже он узнал, что причиной тому было не обычное в подобных случаях недоверие иностранца по отношению к немецким властям, а нежелание обманутого мужа выставлять себя на посмешище. Энцо догадывался, что Джульетта сбежала, догадывался, с кем.

Но все оказалось гораздо страшнее. Энцо велел сыну оставаться дома и ушел, не сказав куда. Вернулся он бледный как сама смерть.

– Что случилось?

Энцо только тряс головой.

– Что произошло, папа?

Энцо подошел к сыну, обнял. Так крепко, что Винченцо испугался. Большое отцовское тело тряслось. По лицу катились слезы.

– Авария, – с трудом выговорил Энцо.

О Винсенте ни слова.

У Винченцо потемнело в глазах. Джульетта была солнцем, вокруг которого вращался его мир. Жизнь без нее была невозможна.

Далее была прозекторская, куда их пригласили опознать тело. Ладонь Энцо на глазах сына, виноватый взгляд доктора – все это прокручивалось в памяти Винченцо как дурной фильм, в котором сам он не участвовал. Имя Винсента все еще не упоминалось. Если о нем и говорили, то это ускользнуло от сознания Винченцо. «Автомобильная авария» – вот все, что он слышал в те дни.

Так оно, вероятно, и осталось бы, если бы не суд. Но и сам Винсент выглядел столь же беспомощным и не больше их понимал, что за лавина уничтожила семью Винченцо. Он отказывался верить тому, что видел и слышал, и еще на месте отрицал перед полицейским вину Джульетты в случившемся. Должно быть, все дело в неисправности машины. В каком-то техническом дефекте. Он назвал имя человека, у которого купил «альфа-ромео», бубнил что-то о халатности, ответственности и подотчетности. Как будто надеялся, уличив виновного, что-то изменить.

После того как санитары унесли изуродованное тело Джульетты, чтобы доставить его в Мюнхен, Винсент переправил обломки машины в автомастерскую своего адвоката. Он хотел доказать, что ни Джульетта, ни он не виноваты. Тормоза проверили с особой тщательностью: колодки, барабаны, шланги – все. Когда разобрали на части, выяснилось, что продавец ни в чем не виноват. Тормоза были в полной исправности. Мастера уже собирали инструменты, когда Винсент подошел к ним в промасленном халате, держа в грязной руке небольшой шланг.

Тоненький тормозной шланг не больше двадцати сантиметров в длину… И дырочка в резине не была следствием износа. Ее сделали совсем недавно – похоже, ножом. Капля за каплей тормозная жидкость вытекала из гидравлической системы, так что на перевале Бреннер давления в тормозных колодках почти не было. Равно как и шансов на спасение. Кто-то желал им смерти. Кто-то, кто знал об их планах. Кто предпочел бы видеть Джульетту мертвой, нежели в объятиях другого.

Зазвонил телефон. Дрожащий голос Джованни в трубке велел Винченцо немедленно явиться в лавку. Полиция собирается арестовать его отца. Энцо появился на пороге кухни и спросил, кто это.

– Но это неправда! Он здесь ни при чем! – закричал Винченцо.

– Приезжай сейчас же!

Энцо вырвал трубку из рук сына. Винченцо ошарашенно смотрел на отца:

– Скажи мне, что это не ты…

– С ума сошел, Джованни? – закричал Энцо в трубку.

И тут в дверь позвонили, еще и еще раз. Винченцо побелел. Энцо сделал ему знак открыть.

На пороге стояли двое полицейских.

– Добрый день. Энцо Маркони дома?

– Нет… – Винченцо хотел захлопнуть дверь, не вышло. – Убирайтесь! – закричал он.

Отец уже стоял в прихожей. Винченцо всем телом навалился на дверь.

– Помоги же мне, папа!

Энцо смотрел как приговоренный к смерти. Винченцо все-таки удалось закрыть дверь.

Снаружи заколотили. Энцо взял сына за плечи, развернул к себе:

– Послушай.

Винченцо попытался оттолкнуть его.

– Assassino![131] – закричал он и ударил Энцо по лицу.

Тот стерпел, но не отпустил.

Когда полицейские вломились в квартиру, отец и сын, обнявшись, сидели на полу.

Винченцо нес гроб матери, Джованни шел перед ним. Двое других носильщиков были незнакомые пожилые мужчины из деревни. Винченцо был выше остальных, поэтому, чтобы гроб держался ровно, шагал, чуть согнув колени. Дорогу он почти не видел – мешали слезы. Он двигался, приноравливаясь к семенящему шагу Джованни. Подошвы шаркали по асфальту. Винченцо различал этот звук сквозь плач и причитания женщин.

Беспрерывно всхлипывала Розария, ее мать монотонно бубнила молитвы, а Кончетта пронзительно голосила. Они шли и шли, а улица никак не хотела кончаться. За последними домами в деревне дул ветер, равнодушно кричали чайки. Вот и кладбище на берегу. Набежали облака, вода пошла серебристой рябью, будто море тоже плакало.

Белые надгробия потемнели от времени, кресты и гипсовые Мадонны покосились по сторонам глинистой дорожки. Краски быстро блекли под соленым ветром. Впервые Винченцо побывал здесь тринадцатилетним мальчиком, с Кармелой, в день свадьбы Джованни. Тогда это было приключение, страшное и романтическое, и камни белели в лунном сиянии на фоне моря. Но теперь Винченцо увидел их при невыносимо ярком дневном свете, от которого некуда было деться.