я слышала однажды такую историю. В одном уездном городе чиновники и просто жители узнали о том, что к ним едет ревизор с проверкой. Перепугались, ощетинились. И с перепугу приняли за того ревизора некоего мелкого чиновника, который торчал в гостинице, потому что проигрался и не мог заплатить за проживание. Городской голова взял его к себе в дом, его кормили, поили, давали денег и всячески ублажали. Правда, тот в один прекрасный момент всё равно сбежал, а в город явился настоящий ревизор и спросил со всех, как полагалось. И я совершенно согласна с его высочеством – было бы неплохо, если бы вы показали нам всем какие-нибудь письма, грамоты или что там у вас есть.

И даже если я нажила тем самым врага, то пускай лучше я – вздорная чужая баба и всё такое, чем кто-то из местных мужиков. Вон, Афанасий и так сидит не жив, не мёртв, дышит тихо-тихо. Неужели за ним тоже какие-то грешки водятся?

Чиновник вздохнул, но спорить не стал. Из недр кафтана показался шёлковый кошель, а уже из него – бумага, которую он расправил перед нами на столе. Мы все сунули нос, я – с особым любопытством, потому что не видела ещё ни одной записи на здешнем языке. Что же, так и было сказано – что Ивану Астафьеву предписано отправиться в Сибирскую губернию и там исполнить всё, что ему поручено. И подписано – я этих подписей не знаю, а знают ли мои соседушки и коллеги по ссылке – о том мне неведомо. То есть – легче мне не стало. И никого, кто бы мог подтвердить его личность, среди нас, ясное дело, не было.

- Вы довольны, госпожа маркиза? – сурово спросил чиновник.

- Я увидела некий документ. И ещё подумаю о том, кто бы мог подтвердить вашу личность и как бы это сделать. А сейчас я доскажу то, что хотела. Дам всем, так сказать, пищу для размышлений. Так вот, приличные государи заботятся не только о личной своей славе и радости, но ещё и о государстве своём радеют. И если подданные того государя сил своих не жалеют, чтобы сделать обжитыми какие-нибудь совсем не пригодные для жизни места – то тех подданных нужно благодарить. Освобождать от податей и поборов. Доставлять им припасы – и съестные, и порох, и что там ещё нужно, чтобы обжиться на пустом месте. А то выходит как-то кривенько – и живи в таком месте, где большую часть года кроме льда и снега ничегошеньки нет, и ещё подати заплати. А за что платить-то? Что было сделано для этих людей? Как облегчили здесь их жизнь? Что-то пока никак. Регулярный подвоз припасов? Ну так свои купцы справляются, и спасибо им за то. Корабли летом и санный путь зимой? Тоже сами. Что сами добыли, тем и сыты. И что живы до сих пор – это заслуга исключительно их самих, и божеская ещё, и ничья больше. Какой чиновник приехал сюда и как-то устроил здешнюю жизнь? А никакой. Отец Вольдемар занимается духовным водительством, а в остальном-то каждый сам за себя. И только милосердие и человечность подсказывают, что если ты поможешь соседу, то и сосед потом не оставит тебя, когда тебе туго придётся. И тут вдруг вы с вашими требованиями. Подати вам, да – только тут и денег-то особо нет, потому что не в ходу, потому что все так спасаются.

- Мехами заплатят, - жестко сказал Астафьев.

- И ещё того, предписание бы увидеть. С кого и сколько, - я тоже умею жёстко.

Это Женя на переговорах обычно собеседника забалтывал, а я – давила. Только дома-то я кое-что знала о налогах и о том, как их уменьшить. И где какой вычет получить. И какую льготу. И что там ещё можно. О здешних законах я, к сожалению, не знаю ничего. И более того, отлично представляю себе, что всё то, о чём говорю – это изобретение будущего. А сейчас живёшь на чьей-то земле – значит, сам виноват. Не живи – и не будет тебе проблем. Никаких податей и что там есть ещё.

- И что вам сделали эти люди, раз вы так о них заботитесь? – поинтересовался чиновник.

- Приютили на первое время, помогли обустроиться и обжиться. И до сих пор не забывают, - честно ответила я. – А я тоже добро помню.

Отец Вольдемар посмотрел на меня в этом месте как-то странно, ну да я потом его ещё расспрошу.

Что ли хватит давить? Пусть рассказывает дальше сам? А я если придумаю ещё какие-то неудобные вопросы, то за мной не заржавеет их проговорить.

О, вспомнила.

- А ещё у нас тут конец света ожидается, - сообщила со всей возможной сейчас серьёзностью. – Если надумаете задержаться – сможете побывать свидетелем, а то и участником.

- Какой такой конец света? – не поверил Астафьев.

- Самый настоящий. Какой в байках бывает, не поверю, что не читали и не слушали. И мы воодушевились и ждём.

Он не проникся, ну и ладно. А я вцепилась руками в край лавки – просто чтобы ещё не наговорить чего-нибудь не того, а я ж могу. Поверх моей ладони тут же легла ладонь Анри – как в памятную праздничную ночь. Сиди, мол, всё хорошо. Не дадим в обиду наших соседей.

- Что-то наш Кириллыч запаздывает, такую речь пропустил, - сощурился Афанасий.

- Ничего, доберётся, - степенно кивнул отец Вольдемар. – А Женевьева Ивановна-то права, ты, гостюшка, списочек-то покажи. Кого ты ищешь, и что тебе от них нужно.

И смотрел тоже недобро и неласково, чем, кажется, изрядно злил господина чиновника.

- Меня предупреждали, что здесь неладно, - сказал Астафьев. – И люди пропадают, и правды не сыскать. Но то, что я тут вижу, вовсе ни в какие рамки не уместить.

- А ты и не умещай, - прозвучало за его спиной.

Что, неужели Алексей Кириллыч добрался?

И точно. Кириллыч пришёл, как привык в последнее время – Северин привёл их обоих вместе с Венедиктом. Шагнули в мою залу на глазах изумлённой публики, Северин поклонился и было уже отступил за спину Анри, а двое дедов оглядывали пришельца.

Пришелец же подскочил, будто его ужалил кто в задницу, уставился на обоих… а потом взмахнул рукой, щёлкнул пальцами, но… ничего не произошло. Потому что Северин успел раньше, и выпад пропал без