Рырхи тихо сопели рядом с моим креслом, им бодрствовать было незачем. Хмыкнув, я поднялась на ноги, стараясь не потревожить моих питомцев, и вышла из кабинета, толком не понимая, чем займусь дальше. Сна по-прежнему не было, но и браться за работу совсем не хотелось. И я направилась к двери, чтобы выйти на улицу и окончательно проветрить голову. Краткое свидание с мужем меня успокоило, но осадок всё равно остался.

Впрочем, в одиночестве я была недолго. Вскоре за моей спиной послышалось постукивание коготков по деревянному полу, и неугомонная троица нагнала меня в дверях.

– Зачем вы встали? – строго спросила я. – Дети ночью должны спать.

Мейтт, зевнув, широко распахнул пасть, похваставшись крепкими острыми зубами, а после прошествовал мимо моих ног и первым вышел на улицу. Вот и поговорили. Брат и сестра вышли за своим вожаком, а я последовала за ними. Мы побрели по пустынному двору, свернули за угол и устроились среди густоты кустарников, где когда-то принимали кийрамов и где посланцы Елгана оскорбили нас и обиделись сами. Но о последних мне думать совсем не хотелось, и мои мысли свернули к кийрамам.

Улбах отозвался на призыв Танияра. Он пришел два дня назад, чтобы поговорить с Эгченом, которому каан оставил наставления. Я встретила гостей у ворот Иртэгена. Если бы знала, что кийрамы придут в тот день, то последовала бы традиции тагайни и прошла долгий путь навстречу, чтобы выказать свое уважение. Но вожак ответил гонцу, отправленному кааном, что явится, но не сказал когда. Потому я узнала о приближении Улбаха с его сопровождением только тогда, когда они были уже неподалеку от нас. И сразу же поспешила выйти к нему.

Кийрамов было всего трое, и в этот раз они пришли без женщин. Только вожак, его брат и один из лучших охотников племени, наделенный особым доверием Улбаха. Они шли говорить о деле, а не в гости. Держались уверенно и спокойно. А когда мы сблизились, вожак накрыл мое плечо ладонью, я ответила ему тем же, и так новая встреча двух народов ознаменовалась.

– Рырхи выросли, – заметил Улбах, поглядев на моих детенышей. Он присел на корточки, и звери встопорщили шерсть на загривках. Они обнажили зубы, предупреждая, что трогать их не стоит. Вожак распрямился, на его губах появилась широкая улыбка: – И повзрослели. Больше они не дети. Пришла пора вести их на охоту.

Я опустила взгляд на рырхов. Бойл склонил голову набок, Торн чихнула и забавно встряхнулась, а Мейтт, переступив с лапы на лапу, уселся и привалился спиной к моим ногам. И я испытала недоумение – как это не дети? Милые, игривые и наивные. Дети и есть…

– Они еще маленькие, – возразила я.

– Для матери дитя всегда младенец, – отмахнулся Улбах. – Смотри, они уже по твое колено, а скоро и его перерастут. Вес набрали, зубы стали больше, норов начали показывать. Еще немного, и тебе не придется наклоняться, чтобы их погладить. К зиме мощь наберут, совсем взрослые станут. Пора учить дальше.

– Поговорим позже, – вежливо улыбнулась я. – Сейчас есть более важное дело.

– Хорошо, – не стал спорить вожак. – Закончим с делом и поговорим.

На том обсуждение рырхов на время прекратилось. Впрочем, я признавала, что малыши растут быстро. Они уже не были теми пушистыми комочками, какими я получила их от родной матери. Танияр тоже успел отметить, как повзрослели наши подопечные. Я видела перемены, однако признать в детенышах подростков никак не могла. Для меня они по-прежнему оставались малышами. Быть может, потому, что следом за этим признанием шел следующий урок для юных рырхов, а при мысли об охоте меня брала оторопь и в груди поднимался жгучий протест. Ни гнать несчастное животное, ни убивать, ни тем более есть его после этого, чтобы разделить с моими подопечными их первый трофей, мне не хотелось вовсе.

Но вот пришел Улбах и подвел черту между детством и отрочеством, за которой умилительные серые комочки с голубыми глазами начинали превращаться в опасных хищников. И за это я в тот момент отчаянно злилась на вожака кийрамов, что, впрочем, скрыла за приветливой улыбкой и светской беседой. Что до последнего, то его мои переживания волновали мало… да совсем не волновали!

Он входил в Иртэген так, будто бывал здесь уже раз сто, по-прежнему невозмутимый и полный внутреннего достоинства. И его кийрамы хранили на лицах ту же важность, что и их вожак.

– Милости Отца нашим гостям, каанша! – выкрикнул один из попавшихся навстречу иртэгенцев.

– Улбах, ответь, – негромко попросила я. – Это только поможет нашей дружбе. Люди готовы принять вас как добрых знакомых.

– И тебе милости духов, тагайни, – махнул рукой вожак. – Пусть Хайнудар пошлет тебе легкую добычу.

– Спасибо, кийрам, – с готовностью ответил мужчина. – Пусть в твоем лесу не исчезает дичь.

– А исчезнет, мы поделимся, – заверил другой, и я, прижав ладонь к груди, с улыбкой поблагодарила иртэгенцев за приветливость.

Не скажу, что люди глядели на представителей охотничьего племени как на своих. В их глазах было прежнее любопытство, да и некоторая настороженность всё равно ощущалась. Однако наши с ними разговоры, истории, всё чаще всплывавшие в народе о случайных встречах и помощи подопечных Хайнудара, но более всего то, что они откликнулись на зов каана, растопили ледяную корку недоверия и подозрительности. Это было хорошо заметно. Может, тагайни еще не воспринимали кийрамов как друзей, но союзников в их лице приняли. И это было замечательно.

Эгчен присоединился к нам, когда я привела гостей на подворье. Там и произошел их разговор с Улбахом, а после и наш с последним об охоте. Вожак был неумолим, как и полагалось вожаку, и все мои попытки оттянуть неотвратимое действо до возвращения мужа, чтобы он повел нас с рырхами, успехом не увенчались.

– Ашити, – произнес Эгчен, слушавший наш спор, – никто не знает, что будет. Рырхи должны научиться добывать себе пропитание, если останутся одни. Мы будем рядом, как и хотел каан. Мы их стая, и мы их научим.

– Я поведу, – заупрямился кийрам.

– Веди, – не стал спорить байчи. – Ты повадки рырхов знаешь лучше, покажи, как им надо охотиться, а мы пойдем рядом.

– Хорошо, – согласился вожак.

– Это дурной сон какой-то, – пробормотала я и обреченно вздохнула: – Согласна.

Теперь кийрамы бродили вокруг Иртэгена и других поселений. Они изучали и запоминали местность. Кто-то предпочитал смотреть на них со стороны, а кто-то подходил и заводил разговоры. Тагайни, по своей природе открытые и любопытные, потихоньку привыкали к тем, кого еще недавно с пренебрежением именовали дикарями, а кийрамы привыкали к ним. Споров