Даже комнаты и залы, соединявшие элувианы, были на свой лад изумительны, хотя ни одна не могла сравниться размерами с той круглой залой, где Бриала и ее спутники сражались с восставшими из мертвых. То были погребальные камеры, тесно заставленные урнами с прахом и массивными саркофагами, и даже огромные опочивальни, где обрели нескончаемо долгий покой эльфы, которые предпочли смерти вечный сон, утенеру.

Когда путники впервые вошли в такую вот опочивальню, Фелассан остановился и взглянул на древний труп, полулежавший на ложе под атласными простынями. С точки зрения Бриалы, этот покойник ничем не отличался от тех, с которыми им довелось биться в тот первый страшный день, но лицо Фелассана исказилось глубоким горем.

– Ни к чему, – проговорил он едва слышно.

Бриала, ненадолго пробудившись от своих грез, с любопытством поглядела на мертвеца. Он лежал в расслабленной позе, под белоснежным покрывалом, аккуратно натянутым на грудь, так что открытыми оставались только голова и плечи. Он не пробудился перед самой смертью, не боролся за жизнь. Кожа его иссохла настолько, что тугим пергаментом обтянула кости, но при этом они остались нетронуты, не лишились ни единого клочка плоти.

И все же, приглядевшись, Бриала заметила один-единственный тонкий разрез на горле, а также мельчайший след капель крови, брызнувших когда-то на белоснежную подушку.

– Его убили из милосердия? Даровали быструю смерть, чтобы не умирал от голода вместе со слугами?

– Плоскоухая невежда! – презрительно рассмеялась Миирис. – Те, кто обретал покой утенеры, не нуждались в смертной пище. Они могли проспать до конца времен, ни разу не испытав голода.

– Почти, да’лен, – уточнил Фелассан. – Большинство тех, кто погрузился в утенеру, могли питаться простым снадобьем. Вода, смешанная с медом и травами, поддерживала жизнь в их телах. В полнолуние слуги мазали этой смесью губы сновидцев, а с рождением новой луны нюхали обнаженное запястье. Если они чуяли запах трав, усиленный ароматами, это означало, что смесь впиталась в тело, и тогда сновидцу продолжали давать снадобье. Если же запаха не было, значит сновидец научился получать пропитание из самой Тени и больше не нуждается в кормлении. Таких истинных сновидцев укладывали в безупречно белые постели, и эта белизна означала достижение совершенства. – Эльф улыбнулся и покачал головой. – По крайней мере, так поется в старинных песнях.

Бриала взглянула на белоснежные атласные покровы:

– Значит, это была месть.

– Такое неблагоразумие, – вздохнул Фелассан. – Этот сновидец мог бы оказаться полезным.

– Каким образом? – осведомилась Бриала. – Древняя империя гибла. Ты рассказывал, что погруженные в утенеру могли являться простым смертным во сне. Что они могли бы сказать, кроме как пожелать нам удачи в эльфинажах?

– Ничего-то ты не знаешь, – процедила Миирис. – Из Тени древним был виден весь наш мир. Они могли бы сообщать нам, где находятся наши враги и какова их численность. В тех местах, где Завеса истончилась, они могли бы высылать к нам на помощь духов, покорных их воле.

– Они могли убивать своих врагов во сне! – Лицо Фелассана просияло восторгом. – Могли исполнять желания сновидцев, чистых душой! Или, – ухмыльнувшись, добавил он, – просто лежать тут и ничего не делать, только вдохновлять чрезмерно романтическую фантазию долийских сказителей.

– Мы никогда не узнаем, что они могли бы сделать для нас! – Миирис ожесточенно сплюнула на пол. – И все потому, что какой-то безмозглый слуга больше заботился о мести, нежели о благе своего народа!

Бриала искоса глянула на нее:

– Я уверена, Миирис, что ты совсем не такая.

И улыбнулась, увидев, как татуированное лицо долийки исказилось от бешенства.

– Хоть я и знаю, что ты винишь сэра Мишеля в гибели своего клана, я твердо верю, что, поскольку императрица Селина воплощает в себе надежду эльфов, ты воздержишься от низменной мести ее защитнику.

Миирис стиснула кулаки, и на миг Бриале почудилось, что в глазах долийки промелькнули отблески огня.

– Ах ты… плоскоухая трущобная шваль!

– А ты, – ровно отозвалась Бриала, – никогда и в глаза не видела трущоб, в которых мы боремся за выживание. Ваш клан мог бы прийти на помощь городским эльфам, обманутым бродяжкам, как выразился ваш Хранитель. Вместо этого вы колесили по округе в своих фургонах и искали сокровища, оставленные нашими предками. Призывали демонов и сами обрекли себя на гибель.

Миирис бешено оскалилась и, ничего не ответив, широкими шагами ушла в дальний конец комнаты.

– Ты была с ней нелюбезна, да’лен, – заметил Фелассан.

– Так же, как она со мной. – Бриала вздохнула. – Сколько раз я передавала тебе сведения, будучи твердо уверена, что сотрудничаю с ними? И все это время они думали только о себе. – Она покачала головой. – Гаспар, по крайней мере, честен в своем эгоизме.

– А Селина разве не думает только о себе?

– Селина… – Бриала окинула взглядом мертвое тело, покоившееся на ложе. – Селина любит меня. И поможет эльфам, чтобы сделать меня счастливой.

– Вижу, честность не привилегия одного только Гаспара, – улыбнулся Фелассан.

– Селина всю свою жизнь знала только власть и роскошь. Неудивительно, что приходится открывать ей глаза на чье-то бедственное положение.

Бриала оглянулась на элувиан, через который они прошли. Люди до сих пор еще не присоединились к ним.

– Знаешь, есть одна старинная история про Фен’Харела.

– В самом деле, хагрен? Потрясающе.

– Ты уязвила меня в самое сердце, – улыбнулся эльф. – В этой истории рассказывается, что Фен’Харел угодил в плен к Андруил, богине охоты. Он разгневал ее тем, что охотился на галла без ее благословения. Богиня привязала Фен’Харела к дереву и объявила, что он должен будет год и один день ублажать ее на ложе, чтобы загладить свою вину. Однако в тот вечер, когда она разбила лагерь, их отыскал темный бог Анарис и поклялся, что убьет Фен’Харела за преступления, совершенные им против Забытых. Андруил и Анарис решили сразиться в поединке за право наказать Фен’Харела.

– И что же случилось дальше? – осведомилась Бриала.

– А ты как думаешь, да’лен? – усмехнулся Фелассан. – За все эти годы ты выслушала немало моих историй.

Бриала на минуту задумалась.

– Фен’Харел нашел способ одурачить их обоих и сбежать.

– Во время поединка, – Фелассан согласно кивнул, – он окликнул Анариса и сказал, что в доспехе Андруил, чуть повыше бедра, есть изъян, и Анарис клинком ударил Андруил в бок, и она упала. Тогда Фен’Харел заявил Анарису, что тот, дескать, обязан Ужасному Волку победой, а потому должен отпустить его на свободу. Анарис так возмутился наглостью Фен’Харела, что развернулся к нему и принялся осыпать пленника бранью, а потому не заметил, как Андруил, раненая, но безусловно живая, поднялась на ноги позади него и пустила в ход свой огромный лук. – Фелассан снова улыбнулся и глянул на Бриалу. – Золотая стрела угодила Анарису в спину. Тяжко раненный, он упал, и когда оба божества погрузились в сон, дабы исцелить свои раны, Фен’Харел перегрыз путы и сбежал. Знаешь, да’лен, ты и впрямь выслушала за эти годы немало моих историй. – Он в упор взглянул на Бриалу, и взгляд его был спокоен, но непреклонен. – Пора бы тебе уже написать свои собственные.