посмотреть… Но раз уж пошел такой разговор… Словом, если помните, в ту нашу встречу я сказал, что Тушков занял у меня полторы тысячи… Ну, так вот, не занимал он у меня ничего. Не давал я ему денег.

— Почему врали?

— Как вам это объяснить… Он, по сути дела, просил свое. Этому долгу уже лет шесть, но… я, поверьте, никак не мог собрать нужную сумму, чтобы отдать. А когда все это случилось, решил, что нет смысла признаваться — деньги потребуют его близкие. А так… Вы меня понимаете? Честное слово, за этим больше ничего не кроется… Но совесть мучит, и от нее никуда не денешься… И перед покойным стыдно, и перед его дочерью… Вот и решил хоть чем-то помочь, но так, чтобы не вылезать особенно на глаза людям. Тем более, Ирина меня и не знает.

— Откуда долг? — навалившись грудью на стол, спросил Вашко.

— Поверьте, в нем ничего предосудительною. Долг как долг. Я бы не хотел о нем говорить.

— Так дело не пойдет, — резко заметил Вашко.

— Черт с вами! — в сердцах вырвалось в Панчина. — Если хотите знать — это обычный долг. Но вы заставляете меня признаваться в таком, что не очень легко. Чего хорошего, когда у тебя нет средств, чтобы сделать приличный памятник. Да, да! для самого дорого в жизни человека.

— Извините, я не хотел…

— Нет, уж дослушайте, — раздраженно заявил Панчин. — Я обязан был заработать их сам. Это позор… Но я поставил на могиле первой жены скромный кусок гранита, дабы не вызвать презрения со стороны родственников. Вот куда ушли деньги, взятые в долг. Я вообще их не просил — Тушков сам предложил.

— Извините, — сказал Вашко. — У меня на эту тему нет больше вопросов.

— Нет уж, спрашивайте — я могу не выдержать еще одного такого же допроса!

— Хорошо. Как вам будет угодно. У меня на самом деле остался один, совсем другого рода, вопрос. Чья на вешалке дубленка, расшитая цветами?

— Чья же еще — дочери.

— Она носит очки?

— Не всегда… Кажется, лишь тогда, когда смотрит телевизор. У нее близорукость.

— Вы позволите задать ей несколько вопросов?

— Ей? — его глаза совершенно высохли и в них появились жесткие черточки. — Избавьте! Оставьте, пожалуйста, в покое. У нее и без того достаточно забот и совершенно больное, как у матери, сердце.

— Согласен, но если вы не знаете ответа, рано или поздно его все равно придется задать.

— У нее нет тайн от отца!

— Вот как! — Вашко изумленно посмотрел на Панчина, — Редкий, как мне кажется, случай. Скажите, она знала Тушкова?

— Да.

— Где он живет?

— Конечно.

— Могла заходить к нему?

— Ах, вот вы о чем, — с явным облегчением произнес он. — Конечно, конечно… Это все так… Она иногда заходила к нему — не часто, совсем не часто. Это все я, старый дурак, виноват! — он махнул рукой, бессильно и горько. — Думал, пусть лучше с ним, чем в старых девах. Он-то моложе меня и одинокий. Но ничего из этого не получилось — он не захотел.

— Спасибо за угощение. Мне пора!

На улице Вашко долго и безуспешно ловил такси и, отчаявшись вскочил в промерзший, почти пустой троллейбус. Выйдя из него через несколько остановок, он свернул в переулок и, скользя на обледенелом, хоть и обильно посыпанном солью, тротуаре, еще минут пятнадцать шел к угадывающимся за чахлым парком высотным домам. Дом с аркой посередине — цель его путешествия — оказался не так уж и близок, как показалось с первого взгляда. У подъезда с включенным двигателем стоял милицейский уазик. За рулем дремал милиционер с чумацкими усами в донельзя потертой кожаной куртке.

— Где они? — без обиняков спросил у него Вашко.

— Туточки, — едва очухавшись от дремы, он ткнул пальцем в подъезд, у которого стояла машина. — Мабуть третий, та четвертый этаж…

Лифт не работал, а старые, истертые ступени, были чересчур высоки, — Вашко, переваливаясь с ноги на ногу, косолапо поднимался, держась за поручень перил. Милиционер не ошибся. Квартира на третьем этаже была распахнута настежь, оттуда доносился сдерживаемый разговор, а коврик у входа, сбитый множеством ног, валялся на отлете.

— Привет, ребятки! — вырос на пороге Вашко. — Ба, знакомые все лица.

— "Комиссар" приехал… — донеслось сразу из нескольких углов квартиры.

Вашко ничуть не удивился прозвищу — за ним прочно приклеилась эта кличка, придуманная кем-то из прокурорских.

— Есть что-нибудь интересное или просто описываете имущество автолюбителя?

— Не без того, — поднялся ему навстречу скособоченный от недуга, вызванного падением в детстве, следователь Котов — его красивое, греческого профиля лицо, как всегда до синевы выбритое, источало аромат дорогого одеколона.

— Шанель? — тонко потянул носом Вашко. — Смерть кинолога! Слышь, Алексей, и где ты только достаешь эту импортную дрянь? Взятки, поди берешь? А?

— Шуткуешь, — совершенно без обиды отозвался следователь, пожимая огромную лапищу Вашко. — Рад видеть!

— Моего парня не видел?

— Лапочкина? Здесь где-то крутился.

— Шеф! — загадочно произнес Евгений, появляясь в дверях комнаты. — Есть кое-что интересное для нас. Там в серванте.

— Что в серванте? — Вашко повернулся в ту сторону, куда указывал Евгений, и обомлел. — Мать честная… — Он сдвинул шляпу на затылок и рванулся к застекленной нише. — Эксперта! Срочно! Кто-нибудь наберите телефон!

Лапочкин, самодовольно пялясь на глянцевитый фаянсовый сосуд на толстой ножке и округлой, прочто замурованной гипсом крышкой, улыбался.

— Уже подумали об этом… едет! Ей богу, должны быть пальчики, как думаете, Иосиф Петрович!

— Молодец! Вот это ты, сынок, настоящий молодец! — Бедный Тушков! Пришлось встретиться еще раз.

Вашко снял шляпу и не мог отвести взгляда от погребального сосуда.

— Как она сюда попала? Неужто, водитель? Оказывается, он зашел дальше, чем можно было подумать!

— Проверим! — авторитетно заявил Лапочкин, пытаясь подойти вплотную к серванту, но Вашко загородил ему путь.

— Погоди! Сюда, надеюсь, никто не подходил. Прямо к серванту?

— Нет, — Евгений таращился на Вашко. — А что?

— Следы на полу… Хорошо бы…

— Заметано! Раз плюнуть.

— А может, не Тушковская? — вдруг засомневался Вашко.

— Исключено — на крышке номер написан. Чем-то красным, вроде карандаша. Не стирается… Цифирки в точности, что вы записали…

— А говоришь, не подходил!

— Хм… — стушевался оперативник. — Я осторожненько.

— Ну-ну… Поглядим! — он обвел взглядом помещение. — Прошу до эксперта — ни одной живой души! Евгений, проследи!

— Хорошо, сделаем. Только я вот чего думаю, — зашептал он на ухо еще стоящему рядом Вашко. — Никаких следов мы не найдем.

— Отчего? — Вашко принялся большим пальцем отправлять усы.

— Не такой этот парень дурак. Взял перчаткой и баста! Ищи ветра в поле.

— Говоришь с таким спокойствием, будто у тебя дома этого добра, — он