К беспокойству Сталина по поводу вмешательства Запада в его сферу влияния в Восточной Европе все чаще примешивались опасения, что постепенное ухудшение отношений СССР с Великобританией и США в 1946–1947 гг. приведет к образованию антикоммунистического блока западных стран. Хотя отказ коммунистов от строительства новой демократии в Восточной Европе произошел не в одночасье и большое влияние на него оказало развитие событий внутри страны, в конечном итоге радикальное изменение стратегии и тактики Сталина в этом регионе было связано с началом «холодной войны» в 1947 г. «Большой альянс» переживал кризис, и Сталин решил сделать ставку на жесткий контроль в сфере влияния в Восточной Европе, которую можно было объединить во внешнеполитический блок. Такой блок стойко сопротивлялся бы любым попыткам Запада посягнуть на политическое и территориальное пространство, которое Сталин считал жизненно важным для безопасности СССР.

К концу Второй мировой войны перед Сталиным стояли две стратегических и политических цели: во-первых, сохранить «большой альянс» с Великобританией и США и тем самым продолжить сотрудничество великих держав, необходимое для сдерживания возможной угрозы со стороны Германии в долгосрочной перспективе; во-вторых, осуществить свои давние идеологические цели в Европе посредством установления переходного режима народной демократии (это было политическое средство, которое гарантировало, что с запада с Советским Союзом будут граничить дружественные страны). По мнению Сталина, эти две стратегические цели по определению не противоречили друг другу. Он полагал, что сохранение «большого альянса» в мирное время отвечает интересам Запада, а установление народной демократии, по его расчетам, не было угрозой для демократического капитализма западного образца, существовавшего в Великобритании и США: обе страны в результате войны стали в большей степени обладать чертами социал-демократического государственного капитализма и немного приблизились к советской модели и модели народной демократии. Сталин был также готов принять доминирование Англии и Америки в их сферах интересов и оказать сдерживающее влияние на коммунистов Западной Европы, побуждая их придерживаться более умеренной версии народной демократии, в которой подчеркивался бы приоритет послевоенного восстановления и сохранения национального единства.

Однако Сталин (и это был не первый такой случай в его политической карьере) допустил ошибку, спроецировав свои собственные расчеты и рассуждения на других. После войны его партнеры по «большому альянсу» постепенно все больше начали рассматривать Германию как союзника в борьбе против коммунизма, а не как потенциальную угрозу, против которой нужно было по-прежнему объединяться с Советским Союзом. Не были англичане и американцы готовы и принять свое отстранение от дел в советской сфере влияния в Восточной Европе – особенно учитывая, что Сталин явно продолжал вмешиваться в дела в их сфере влияния в Западной Европе при посредничестве коммунистических партий западноевропейских стран. Кроме того, они рассматривали послевоенный подъем коммунистического движения и влияния СССР в Европе как угрозу в ближайшей, а не в долгосрочной перспективе. Народную демократию они считали всего лишь уловкой и ожидали, что в послевоенной политике Сталина произойдут радикальные изменения, в результате которых под угрозой окажутся их наиболее насущные интересы. Западные державы в полном смысле слова накликали на себя беду. Их излишне осторожные действия по борьбе с предполагаемой угрозой спровоцировали ответную реакцию в форме жестко контролируемого советско-коммунистического блока в Восточной Европе и повышенной активности коммунистического движения в Западной Европе – как раз этого Лондон и Вашингтон боялись больше всего.

Сталин совсем не хотел после войны вступать в политическую борьбу с Западом, однако отступать перед лицом этих сложностей он был не намерен – ведь иначе ему пришлось бы отказаться от влияния и контроля СССР в Восточной Европе. Сталин такой колоссальной ценой выиграл битву с Гитлером, что теперь он просто не мог позволить себе потерять мир – даже если для этого нужно было вступить в опасную «холодную войну».

Красная Армия возобновила наступление на Берлин в январе 1945 г. В ходе наступательной операции, известной как операция «Висла – Одер», советские войска прошли через всю Польшу на территорию Восточной Пруссии и Восточной Германии. К тому времени, когда наступление в феврале 1945 г. исчерпало свои ресурсы, наступающие подразделения Красной Армии были в 80 километрах от столицы Германии. Операция «Висла – Одер» стала крупнейшей наступательной операцией советской армии за все время Второй мировой войны. Численность двух основных фронтов, участвовавших в операции, составляла 2,2 миллиона человек и больше танков и самолетов (4500 и 5000 соответственно), чем было в распоряжении всей Красной Армии в мае 1942 г. Красная Армия, у которой было в одиннадцать раз больше пехоты, в семь раз больше танков и в двадцать раз больше авиации и артиллерии, продвигалась со скоростью 25–30 км в день; она взяла в плен 147 000 солдат и уничтожила или почти уничтожила более 50 немецких дивизий1.

Планирование операции «Висла – Одер» было начато осенью 1944 г., в период затишья в наступательных действиях на центральном участке фронта после неудачной попытки Красной Армии взять Варшаву. Генштаб решил, что лучше будет перегруппировать войска и не спеша подготовить крупное наступление, чем бросать на штурм обессиленные войска с растянутыми линиями снабжения. Тем временем были организованы наступательные операции с флангов – на юге, в Венгрии и Австрии, и на севере, в Восточной Пруссии в направлении Кенигсберга. Целью этих атак было отвлечь немецкие войска от центральной оси наступления Варшава – Берлин. Генеральный штаб планировал в новом году осуществить двухэтапную операцию общей продолжительностью полтора месяца, кульминацией которой должен был стать захват Берлина. Хотя, по замыслу Генштаба, от первого этапа наступления предполагалось сразу перейти ко второму этапу, решение о штурме Берлина было принято только после переоценки того, как разворачивалась операция2.

Операцию должны были осуществлять 1-й Белорусский фронт и 1-й Украинский фронт при поддержке 2-го Белорусского и 3-го Белорусского фронтов. Командование 1-м Украинским фронтом осуществлял маршал Конев. 1-й Белорусский фронт возглавлял маршал Рокоссовский, которого в ноябре 1944 г. сменил Жуков. Задачей 1-го Белорусского фронта было продвинуться по центру и захватить Берлин: такую ответственную и почетную задачу Сталин мог доверить только Жукову, заместителю Верховного главнокомандующего. Рокоссовского перевели на 2-й Белорусский фронт, однако Сталин заверил его, что это не второстепенный участок фронта, а часть основного наступления. «Если не продвинетесь вы и Конев, – сказал Сталин, – то никуда не продвинется и Жуков»3. Роль, отведенная в этих действиях маршалу Василевскому, была в определенном смысле второстепенной. Он координировал действия 1-го и 2-го Балтийских фронтов, и в связи с его отсутствием в Москве роль начальника Генштаба была возложена на его заместителя, генерала Алексея Антонова, и именно Антонов сопровождал Сталина на Ялтинскую конференцию в феврале 1945 г. Ничто не говорило о том, что Василевский впал в немилость (хотя отношение Сталина к его генералам действительно было подвержено беспричинным изменениям). Скорее Сталин просто ценил способность Василевского координировать боевые действия на сложных участках фронта; что еще большее важно, глава СССР уже решил перевести его на Дальний Восток, чтобы возглавить готовящееся наступление на японские войска в Маньчжурии. Планам Сталина, однако, помешала смерть генерала Черняховского, командующего 3-м Белорусским фронтом (еврея по происхождению). В феврале 1945 г. Василевский был назначен на его место и в результате сыграл неожиданно существенную роль в окончательном завоевании Германии.