В своем выступлении по случаю великой победы Сталин подчеркнул, что поражение Гитлера означает свободу и мир между народами и указал на то, что целью Германии было расчленить Советский Союз, отделив от него Кавказ, Украину, Белоруссию, Прибалтику и другие территории37. Слова Сталина об угрозе, которую война представляла для СССР как для многонационального государства, можно противопоставить его следующему выступлению, посвященному войне, в котором он особенно подчеркивал вклад русского народа в победу. На торжественном обеде, устроенном для командования в Кремле 24 мая 1945 г., Сталин предложил тост за здоровье советского народа, но «прежде всего – за русский народ». Эти слова были встречены продолжительными аплодисментами и одобрительными возгласами. Затем Сталин сказал: «Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза… Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него имеется здравый смысл, общеполитический здравый смысл и терпение. У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 гг… Какой-нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой… Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошел на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству. Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением. Однако русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы все-таки с событиями справимся. Вот за это доверие нашему Правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое38!»

То, что Сталин особо выделил роль русского народа в военных действиях Советского Союза, впоследствии стало предметом обширных дискуссий, но в то время его слова не вызвали широкого обсуждения. Было самоочевидно, что русский народ в течение всей войны представлял собой надежный оплот советского государства, и публичное признание этого Сталиным было вполне в духе рассуждений о выдающихся личностных и политических качествах русского народа, которые велись еще в 1930-е гг. В пропаганде военных лет всегда эксплуатировалась тема как советского, так и русского патриотизма. В январе 1944 г. советское правительство утвердило новый текст государственного гимна (вместо коммунистического «Интернационала»), в котором ключевые строки были следующие:

24 июня на Красной площади прошел Парад Победы, который принимал Жуков верхом на коне. Сталин, стоя на трибуне мавзолея Ленина, наблюдал за тем, как перед ним складывали в одну большую кучу тысячи немецких военных знамен. Вечером того же дня Сталин устроил в Кремле торжественный ужин для 2500 генералов и офицеров, однако то, что он сказал им, стало для них немного неожиданным. В своем тосте, который был опубликован в газетах, Сталин превозносил не своих генералов, а миллионы простых людей, маленьких винтиков в огромной государственной машине, благодаря которым он и его маршалы одержали победу39.

В числе прочих лозунгов, которые выкрикивали толпы, собравшиеся у посольства США в День Победы, был лозунг «Ура Рузвельту!», однако президент скончался еще за месяц до этого. Гарриман позвонил Молотову, чтобы сообщить новость о смерти Рузвельта, ранним утром 13 апреля 1945 г. Молотов тут же отправился в американское посольство – было 3 часа утра, – чтобы выразить свои соболезнования. По словам Гарримана, Молотов, казалось, был «глубоко тронут и взволнован. Он задержался на некоторое время и говорил о том, какую роль сыграл президент Рузвельт в войне и строительстве планов на мирное время, о том, как его уважали маршал Сталин и весь русский народ, и какую ценность для маршала Сталина имел его приезд в Ялту». Что касается нового президента Гарри Трумэна, Молотов выразил доверие к нему, поскольку его выбрал вице-президентом Рузвельт. «Я никогда не слышал, чтобы Молотов говорил так убедительно», – признался Гарриман в телеграмме в Вашингтон40.

Чуть позже в тот же день Гарриман встретился со Сталиным. «Когда я вошел в кабинет маршала Сталина, я заметил, что он, по-видимому, сильно расстроен новостью о смерти президента Рузвельта. Он приветствовал меня молча, стоя пожал мне руку и не выпускал ее полминуты, прежде чем попросил меня присесть». Гарриман сказал Сталину, что пришел повидаться с ним, поскольку думал, что у главы СССР могут быть вопросы о ситуации в США после смерти Рузвельта. Сталин, однако, выразил уверенность в том, что политика США не изменится. «Президент Рузвельт умер, но его дело должно жить, – заявил Сталин. – Мы будем поддерживать президента Трумэна всеми нашими силами и всей нашей волей». В ответ Гарриман предложил Сталину, чтобы облегчить задачу Трумэна и успокоить американскую общественность, послать Молотова в США, чтобы он встретился с новым президентом и поприсутствовал на учредительной конференции Организации Объединенных Наций в Сан-Франциско. Это была личная инициатива Гарримана, однако Сталин сразу согласился послать Молотова в США, если поступит официальное приглашение41. Советский вариант записи этой беседы не сильно отличается от того, что пишет Гарриман, но в нем содержится еще одна важная деталь: Сталин конкретно спросил, стоит ли ожидать «смягчения» американской политики по отношению к Японии. Когда Гарриман ответил, что такое изменение политики совершенно исключено, Сталин сказал, что политика Советского Союза по отношению к Японии останется такой же, как и прежде – соответствующей соглашению, достигнутому на Ялтинской конференции42.

Сталин не ограничился выражением соболезнований в беседе с Гарриманом. В тот же день он отправил Трумэну послание, в котором выразил «глубокое соболезнование» по поводу смерти Рузвельта и свою уверенность в том, что сотрудничество военных лет будет продолжено в будущем43. По распоряжению Сталина московское радио передало личные соболезнования Элеоноре Рузвельт, в котором президент был назван «великим организатором миролюбивых наций против общего врага и вождем, который выступал за сохранение безопасности всего мира»44. 15 апреля в Москве была устроена гражданская панихида по Рузвельту, на которой присутствовали Молотов и все заместители комиссара иностранных дел (кроме Литвинова, который был болен), а также представители других правительственных министерств и вооруженных сил45.

Накануне поездки Молотова в Соединенные Штаты Андрей Громыко, посол Советского Союза в Вашингтоне, сообщил в телеграмме свою оценку деятельности нового президента. Он писал, что в США все считают, что Трумэн – сторонник рузвельтовского «нового курса», который намерен продолжать дело покойного президента во внутренней и внешней политике – в том числе сотрудничество с Советским Союзом. Однако заканчивал свою телеграмму Громыко предостережением: «Насколько он будет продолжать политику сотрудничества с Советским Союзом и до какой степени он будет подвержен влиянию изоляционистских антисоветских группировок, сложно сказать в данный момент». Это был вопрос, заключал Громыко, который должны были прояснить предстоящие переговоры Молотова с Трумэном46.