Он подвел своих дам к герцогине Кларендон, затем незаметно оказался втянутым в разговор о тяготах экономического характера, происходивших из-за сложных отношений с Францией. Но глаза его поминутно возвращались к милой фигурке жены, изредка он поглядывал и на Глорию Саттерфилд, стоявшую в другом конце зала. Мисс Саттерфилд казалась и пресной, и бледной, и вялой, и слишком худой по сравнению с его Чарити, такой красивой, грациозной и искренней. Он сам не мог понять, как мог желать Глорию Саттерфилд, и так сильно.

Да ведь он желал не женщину, а стремился вступить в приличный брак, сообразил он вдруг. Он хотел завоевать ее как трофей. Но на самом деле ему нужна была женщина, теплая, родная, близкая душой. Ему нужна была партнерша для страстных ласк и объект для нежных чувств, он жаждал любви. И Чарити была сама любовь, сама нежность, которая разрушила убогий жестокий мир, в котором он жил, и возродила к жизни его сердце и душу.

Он оглянулся вокруг. Всюду были натянутые улыбки и настороженные взгляды, каждое произнесенное слово имело несколько потаенных смыслов, любое действие совершалось напоказ, всякое замечание произносилось, чтобы произвести впечатление на окружающих. Человеческие отношения были втиснуты в тесные рамки приличий, и человек здесь оценивался в соответствии с единственным критерием — насколько он может оказаться полезен. И почему ему так хотелось войти в круг этих людей? Какое-то время спустя Чарити и Рейн неожиданно вновь оказались рядом с мисс Саттерфилд; на сей раз эта особа была со своим женихом, виконтом Харроуфордом, молодым человеком с лягушачьей физиономией. Харроуфорд, целуя руку Чарити, задержал ее в своей несколько дольше, чем допускали приличия, и разглядывал ее ладную фигурку и милое лицо с откровенностью, почти недопустимой. Гордость мисс Саттерфилд была уязвлена, и она обратилась к Рейну:

— Вы должны простить его сиятельству, что он столь невнимателен к вам. Он только что вернулся из своего имения. А кому, как не вам, знать, насколько пагубно влияет деревенский воздух на манеры джентльмена… манеры в деревне огрубляются, обветриваются, как и кожа лица.

Чарити сразу ощетинилась и собралась ответить в том же духе, однако Рейн хладнокровно заявил, что они должны подойти к хозяевам бала, и увел жену прочь.

— Так она за этого заморыша выходит замуж? За этого худосочного Харроуфорда? — Чарити мстительно прищурила глаза.

— Леди Чарити, вы в свете не пропадете. — Он засмеялся и, не удосужившись посмотреть, нет ли кого поблизости, поцеловал ее.

В полночь подали легкий ужин. В продолжение всей трапезы Чарити имела удовольствие слышать, как мисс Саттерфилд, сидевшая неподалеку, громким шепотом отпускает язвительные замечания в ее адрес. Рейн и леди Кэтрин подчеркнуто игнорировали бестактные выходки Глории, леди Маргарет была слишком занята: отслеживала дурные знаки и приметы. А вот Чарити рассердилась не на шутку. Зависть и предубеждение; и вот с этим ее Рейн должен был мириться долгие годы, поняла вдруг она. Гнев ее разгорался все сильнее с каждым ехидным замечанием, которое Глория отпускала, обращаясь к своим разгоряченным вином сотрапезникам.

Рейн заметил, что кровь прилила к щекам Чарити, а спина ее чопорно выпрямилась. Он под скатертью тихонько сжал руку жены. Чарити благодарно улыбнулась ему, и сразу подбородок ее гордо поднялся. И она постаралась храбро игнорировать высказывания злосчастной мисс, но тут как раз мисс Саттерфидд выдала нечто на редкость злобное, и очень громко, что-то про доярок и нелепых старых цыганок, и тут же добавила еще про скисшие девонширские сливки, а это было уже чересчур.

Глаза Чарити сузились, руки сами собой сжались в кулаки, и она вперила в свою ненавистницу такой обжигающий взгляд, что он способен был спалить весь дальний конец банкетного стола. Сердце громко стучало в груди, мышцы сами собой сокращались, ей хотелось вцепиться в эту ехидную мисс.

Глория ухмыльнулась и радостно заявила, что ей наскучила эта вульгарная тема. Затем вскочила со своего места, игриво ударила Харроуфорда веером по руке и сообщила, что ей необходимо глотнуть свежего воздуха.

Харроуфорд послушно поднялся и стал отодвигать ее кресло, довольно неуклюже и слегка покачиваясь, так как за ужином перебрал шампанского. Качнувшись особенно сильно, он нечаянно толкнул невесту, та шарахнулась, раздался звук рвущейся материи: виконт имел неосторожность наступить на шлейф своей мисс. Добрая треть тончайшей вуалевой ткани была оторвана и висела лоскутом.

Прошипев что-то в лицо красному как свекла Харроуфорду, Глория оттолкнула неловкого жениха, рванулась… и налетела на лакея, разносившего десерт. Стеклянные бокалы, фрукты — все с грохотом полетело на пол. Глория с ужасом оглянулась: кое-кто тянул шею, чтоб разглядеть все получше, кто-то неодобрительно приподнял брови, а некоторые джентльмены даже вскочили из-за стола. Мисс Саттерфилд подхватила оторванный лоскут платья, гордо вскинула голову и двинулась к выходу… и тут же наступила на откатившуюся ягоду клубники, поскользнулась, взмахнула руками, слабо пискнула… и растянулась на мраморном полу, перед лицом всего избранного общества.

Чарити смотрела как завороженная на Глорию, которая, покраснев от смущения, с посторонней помощью поднялась с пола и поспешила покинуть банкетный зал в сопровождении своего неуклюжего, но верного виконта. Лицо Чарити залил румянец удовлетворения, а глаза заблестели самой неприличной радостью; губы ее так и норовили изогнуться в улыбке. Она покосилась на Рейна и увидела, что он тоже закусил губу, а плечи у него подергиваются. Взгляды их встретились, и в ее, и в его искрившихся весельем глазах читалась одна и та же мысль: что может быть лучше маленькой своевременной катастрофы…

Катастрофа. Слово это отдалось эхом в мыслях Чарити, и улыбка ее сразу же увяла. Она нервно сглотнула. Ведь прямо перед тем она от Есей души желала, чтобы все возможные злоключения обрушились на голову этой невыносимой мисс Саттерфидд.

Чарити нашла глазами свою бабушку. Старуха не сводила с нее полного тревоги взгляда. Словно железный кулак сжался у нее внутри, сердце забилось неровно, во рту пересохло, а руки стали холодными как лед.

Когда они выходили из банкетного зала, она все вглядывалась в разгоряченные вином лица гостей, словно надеялась в их обыденности почерпнуть силы для борьбы с наползающим на нее ужасом. Она пыталась повторять про себя то, что, вероятно, сказал бы ей Рейн: «То, что произошло с Глорией Саттерфидд, не имеет к тебе никакого отношения». Но выходило как-то неубедительно.

Как только они вошли в бальный зал, неприятности начались снова, да еще какие. Графиня Рейвенсвуд уронила веер, и граф де Брионесс, очень полный мужчина, к тому же плотно покушавший за ужином, галантно взялся этот веер поднять… в результате чего его панталоны лопнули по заднему шву, причем с громким треском, и бедному графу пришлось немедленно предпринять очень хитрое тактическое отступление, в ходе которого он, пятясь задом, налетел на высокий канделябр с горящими свечами и опрокинул его, да так ловко, что свечи покатились как раз под длинные парчовые шторы окна. Одна из свечей все еще горела, и от ее пламени мгновенно занялась бахрома на одной из штор. Огонь сразу же взметнулся вверх, по карнизу перекинулся на вторую штору.