– Все подопечные равно достойны вашей заботы, не так ли, капитан? – Он указал на людей, сновавших вокруг.

– Я просто гуляю.

– Кажется, нам по дороге. Пройдемся вместе в знак солидарности ветвей власти?

– Мне скоро сворачивать, – ответила я, но он словно прилип ко мне.

– Вы слышали о новой ритуальной группе во Втором квадранте? Они развивают ритуалы, которые я заложил десять лет назад. Такие, знаете ли, очаровательные тонкости… Невольно чувствуешь, что принес некую пользу. Капитан, – он понизил голос, – я почти не слышу, чтобы ваши подчиненные посещали ритуальные группы. Вы должны поощрять их в этом. Солидарность – не пустой звук.

Я сказала с улыбкой:

– Судья, мы люди занятые. А ритуалы, признаемся честно, во многом – пустая трата времени.

Кажется, я улыбнулась, чтобы не плюнуть судье под ноги.

– Для многих они весьма важны.

– Я повешу объявление, – сказала я, а подумала: налепить бы тебе его на лоб!

Судья довольно осклабился:

– О большем я и просить не мог.

Мы перешли площадь.

– Вы здесь сворачиваете? – спросил он.

– Увы.

Я оставила его у лифта, ведущего к административному отсеку.

В высоком коридоре было пусто. На мои шаги отзывалось эхо. В конце коридора начиналась Паутина: огромная, тускло освещенная, со множеством мостиков, открытых переходов и платформ. Там все так перепутано, что в ста метрах уже ничего не разглядеть. Я вспомнила, как детьми мы любили играть вот здесь, на краю. Как боялись затеряться где-то в глубине. Но в этот раз я набрала в грудь воздуха и шагнула за край. Притяжение отпустило меня, и я поплыла к сплетению балок, которое, собственно, и составляет Паутину. Нужно уметь от нормального земного притяжения перейти к невесомости. Этот навык осваивают далеко не все. Не раз в „Мертвой голове“ запускалась переработка, потому что кто-то ломал шею в столкновении с чем угодно, от электрощитка до глухой стены. Я остановила падение, почти коснувшись ногами одной из нижних площадок. Дальше двигалась, хватаясь за поручни. Эта часть корабля заведомо не предназначена для жизни. Здесь производится необходимый ремонт, но жителей Города не встретишь ни в тайных переходах, ни в технических помещениях и нишах. И все же здесь обитают шестьсот или семьсот человеческих существ. С края площадки я увидела внизу кожух малого детракторного гироскопа, металлическую сферу метров двадцать пять в диаметре, с заклепками на обшивке. Я спрыгнула навстречу одной из протянутых вокруг опор, она словно поднялась мне навстречу, я ухватилась и, переставляя руки, спустилась к сфере. Еще девочкой играя на самом краю Паутины, я узнала, что в невесомости одна магнитная подошва полезна, а две – многовато. Теперь я стояла, примагнитившись одной ногой к кожуху.

Я дала несколько коротких сигналов при помощи коммуникатора на поясе, чтобы обитатели знали, кто идет. За спиной раздался знакомый мягкий голос:

– Зачем сигналишь?

Первой реакцией было резко развернуться (и, вероятно, в результате оторваться от кожуха), но я сдержалась. Стоявший у меня за спиной усмехнулся. Я, сколько смогла, повернула голову на звук:

– Ральф говорит: как только я вхожу в невесомость, вы уже знаете, что это я. Но я на всякий случай предупреждаю. У меня нет времени дожидаться тут, стоя на одной ноге.

Снова смешок.

– Это ты, Тимме? – Я медленно поворачивалась, а он, во сто раз более ловкий, все время ускользал от моих глаз.

– Я самый!

Я дернулась в противоположную сторону: теперь он парил передо мной, по-прежнему тихо смеясь.

Тимме лет семнадцать или восемнадцать. Он темнокожий, с черными нестрижеными волосами, одет в отрепья. У него нет руки: левый рукав завязан узлом возле плеча.

– Тебя к Ральфу подвезти? – спросил он.

– Затем и пришла.

– Рад стараться, капитан Ли. – Он слегка кивнул с этой своей полунасмешливой улыбкой.

Единственной рукой размотал веревку, обернутую вокруг пояса, и кинул конец мне. Я обвязалась под мышками и стала держаться за веревку.

Тимме несколько раз обмотал веревкой запястье (мне это всегда казалось не очень надежным) и скомандовал:

– Толкайтесь!

Я отключила силовое поле в подошве.

– Нам вон туда. – Он указал вдаль, где меж двух больших колонн был просвет метра в три. Потом по-лягушачьи спрыгнул с кожуха и полетел – в противоположном направлении!

Меня всегда поражает, как люди, привычные к невесомости, понимают, что нужно делать. Веревка дернула меня вперед раза в три быстрее, чем я бы осмелилась двигаться сама, но, когда Тимме растянул ее до конца, его развернуло в другую сторону, и наша траектория изменилась. Привязанные к двум концам веревки, мы представляли собой сложную массу, которая по спирали неслась теперь прямо в просвет колонн.

Полет сквозь переплетения Паутины, наверное, легко даст фору американским горкам, о которых рассказывали предки. Мы рывком меняли направление каждые пять или шесть секунд.

Потом вылетели на открытое пространство, где вращалось Кольцо. Одноглазые обнаружили в Паутине круглый прогал метров сто в диаметре и соорудили в нем металлическое кольцо, движение которого питает остаточная энергия Города. К Кольцу лепятся крошечные жилища, в которых действует гравитация, равная четырем пятым земного притяжения. Страшно ненадежные домики раскачиваются, как кабинки чертова колеса на старых фотографиях. А порой – отрываются, производя некоторый ущерб. Вскочить на Кольцо не легче, наверное, чем в поезд, летящий на всех парах. Я просто закрываю глаза и даю втащить себя внутрь.

Тимме устремился к кружащимся жилищам из листового железа, а я зажмурилась и вцепилась в веревку. Секунда, и вот меня тащат и вталкивают обратно в мир притяжения. Большинство Одноглазых, даже физически ущербных, как Тимме, развили в себе ловкость, наводящую оторопь на наше благоразумное большинство. Вероятно, в ней же коренится основная причина страха перед Одноглазыми.

Когда я открыла глаза, Тимме уже задраивал люк. Я сидела на полу, а надо мной стояла Меррил:

– Ну, капитан Ли, что тебя к нам привело?

– Много что. Нужно поговорить с тобой и с Ральфом. Вы знаете, что мы вошли в пустыню?

Меррил протянула мне руку и помогла встать.

– Знаем. Но тут ничего не поделать. Неужто ты затеяла целый поход ради этой новости? Наши датчики не хуже ваших. – В ее голосе был тот же призвук насмешки, что и у Тимме.

– Не только. Ральф тут?

Меррил кивнула. Они с Ральфом, можно сказать, предводители Одноглазых. Впрочем, общественная структура здесь аморфна как по вертикали, так и по горизонтали, и, возможно, «предводители» – термин чересчур определенный.

– Пойдем. Он получил твой сигнал. Мы тебя ждали.