– Да, у них есть группа «Надзиратели». Они станут изучать вас, разузнают о вас все. У них на каждого из вас появится досье.

Я оглядываюсь на Себа и Джорджию, и когда Билли заканчивает, пазл со щелчком занимает свое место в мозаике:

– Надзиратели следят за вами.

Густая тишина повисает в машине, кажется, ею можно подавиться. Ее нарушает Джорджия:

– Что может произойти потом?

Нам приходилось слышать о группах, которые преследовали людей; о сайентологах и их практике «честной игры», заключавшейся в наказании и преследовании тех, кого их церковь считала угрозой. До меня доходили слухи о том, как у бывших адептов рылись в мусоре, о том, как улицы, где они жили, заклеивали клеветническими постерами, о том, как за ушедшими из секты следили годами.

Это просто невозможно, не так ли? Во что я нас втянула?

* * *

Мы останавливаемся на ночлег в маленьком городе.

Свежие простыни в домике, который мы зарезервировали через Airbnb, окутывают меня запахом лаванды, мое усталое тело лежит на хрустящем чистом хлопке. Сегодня у меня есть собственная комната, за которую я благодарна, в то время как мои разум и тело гудят, как электрический столб в бурю – малейший ночной звук ощущается, словно гром. Но затем я засыпаю почти мгновенно, проваливаясь в темноту.

В 2.45 ночи я слышу шум у дверей спальни. Я открываю глаза, вздрагивая. Боковым зрением я вижу тень, стоящую в дверном проеме. Я не могу сесть, все мое тело застыло. Я не могу понять, кто это. Я пытаюсь крикнуть: «Кто здесь?», – но мои челюсти словно зацементировало. Тень движется в направлении меня. Я все еще не могу пошевелиться, моя голова свинцово тяжелая, словно от плохой анестезии, когда разум проснулся, но тело не слушается. Я пытаюсь закричать: «Себ, Джорджия!», – но их имена застревают у меня в горле.

Тень проходит через лежащий на полу отрезок лунного света, и становятся видны седые волосы, конский хвост, золотые очки. Я вижу его: Малики. Теперь его лицо склонилось надо мной, пальцы сжались на моем горле.

Сев в постели прямо, я задыхаюсь, словно вынырнув из-под воды. Я крадусь к двери, проверяю все углы комнаты, но она пуста. Тогда я перебираюсь в гостиную с пуховым одеялом и провожу остаток ночи там.

В пригороде всходит солнце; из кухни доносится запах кофе и тостов. В животе у меня урчит.

Я не могу вспомнить, что я ела в последний раз.

Я выхожу на лужайку перед домом, с чашкой кофе в одной руке и телефоном – в другой. В этом маленьком загородном островке безопасности все машины кажутся свежевымытыми, все газоны – только что подстриженными. Я набираю номер Паза, и его лицо появляется на экране.

– Рассказывай, – говорит он.

Я описываю ему последние двадцать четыре часа – фотография, поездка на ранчо, звонки бывшим членам группы – и заканчиваю «Надзирателями».

– Ну, я чертовски рад, что ты не надела шляпу и не попыталась пойти за ними. – Когда он говорит это, на меня накатывает ощущение того, как я сильно, сильно скучаю по нему.

– Так что, насколько опасны эти парни? Мне стоит беспокоиться? Вы же вылетаете домой всего через несколько дней? – спрашивает он.

– Да. Мы перенесли рейсы, нам больше незачем здесь оставаться. – Не уверена, что в самом деле так думаю.

Паз отвлекает меня от моих мыслей:

– Бекси, покажи мне, где ты стоишь.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

– Просто пройдись с телефоном по улице и покажи мне обзор на триста шестьдесят градусов.

Чувствует ли он какой-то подвох, хотя находится за тысячи миль отсюда?

– Конечно.

Я принимаюсь показывать ему этот тихий, простой переулок с классическими американскими домами – безобидный пригород, американская мечта.

– Стой, – говорит Паз. – Что это за пестрый грузовик? Вон тот, с гигантской антенной на крыше?

Я замечаю белый фургон в углу.

– Наверное, просто местный бизнес, – говорю я неуверенно.

– Сделай мне одолжение, Бекси. Пойди, постучи в окно и посмотри, кто там – я не хочу пугать тебя, но это фургон для наружного наблюдения.

Нет, этого не может быть.

– Паз, если это фургон для наружного наблюдения, последняя вещь, которую мне хочется делать, – стучать в окно и показывать, что мы его заметили. Я не хочу конфронтации, я думаю, нам просто нужно убраться отсюда.

Я бегу в кухню со словами:

– Ребята, мы сматываемся!

Прежде чем у меня появляется возможность рассказать им о фургоне, Джорджия говорит:

– Бекси, посмотри на вай-фай.

Я пролистываю названия сетей, которые показывает ее компьютер. Одно гласит: «ДК наблюдательный фургон». Что за хрень? Зачем им объявлять нам о том, что они здесь? Как они могут быть настолько умными и все же такими тупыми?

Затем я понимаю: они хотят, чтобы их увидели. Речь идет не о том, что они шпионят за нами, а о том, чтобы мы знали, что они там, ощущали их присутствие.

Они хотят, чтобы мы знали.

– Собирайте вещи, черт возьми, мы уезжаем!

* * *

Мы проезжаем пять штатов с ощущением постоянного присутствия «Двенадцати колен», словно зловещего дрона, который ты чувствуешь, но не видишь. Будто преследующая нас тень, видимая краем глаза. Всегда за нашей спиной. Именно так они хотели на нас воздействовать – и преуспели в этом.

Мы снова звоним Билли. Я хочу знать, насколько мы на самом деле в опасности: они записывают нас?

– Знаете, о чем бы я больше беспокоился, так это о том, что некоторое количество людей, покинувших группу за последние пять лет и выступавших против нее, неожиданно умерло.

– Что? Ты же не серьезно?

– Сама посмотри – они погибли в автокатастрофах – и скажи мне, так это или нет.

Мы едем по бесконечным дорогам, через леса, которые кажутся размытыми, через закаты, растушевывающиеся во флуоресцентном свете уличных фонарей. И за каждым углом нас поджидают одни и те же вопросы: зачем мы здесь? Стоило ли того все это?

Мы едем через поля, пока я мысленно возвращаюсь к тому, как начала думать, что добралась до прощения своих родителей, что я могу быть объективной. И затем поняла, что нет, что не могу такой быть, что моя оптика окрашена моим опытом и в хорошем, и в плохом смысле. А затем было интервью с моими родителями и понимание, что я их не простила – и, возможно, никогда не сумею.

Дороги кажутся проложенными в гиперпространстве – в фокусе и не в фокусе, потоки света пролетают мимо, рисуют неоновые следы – в то время как мои мысли продолжают цепляться за одну ночь в прошлом году. Ночь, когда я искала те же ответы, что и сейчас.