– Да ты не расстраивайся, – сказал Коротков,который с трудом удерживался от смеха, глядя на ее огорченное лицо. – Есливсе дело в старой тайне, то за четыре дня она никуда не денется.

– Тайна-то, может, и старая, – возразилаНастя, – а любопытство у меня новое, молодое и полное сил, и оно менясгрызет до костей за эти четыре дня. Ладно, сама попробую.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Миша Доценко.

– Юра, тебя к телефону.

Коротков вышел, прихватив с собой стакан с горячим кофе.

– Слушай, что за странный малый? – удивленноповернулся к Насте Стасов. – Юрку на «ты» называет, а к тебе на «вы»обращается, да и ты к нему тоже, я заметил. Вы что, в конфликте?

– Да бог с тобой, – расхохоталась Настя. – Унашего Мишани какое-то преувеличенно трепетное отношение ко мне, уж не знаюпочему. Он меня не только на «вы», а еще и по имени-отчеству называет. Которыйгод бьюсь – ничего поделать не могу. Анастасия Павловна – и все тут, хоть умри.Поэтому и мне приходится к нему на «вы» обращаться, а то неудобно. Ребята надним подшучивают из-за этого, а ему хоть бы что. Уперся – и ни в какую.

– Аристократ, – хмыкнул Стасов, отпиваякофе. – Неужели такие еще сохранились?

Настя курила, задумчиво глядя куда-то в потолок, и неответила на вопрос Стасова, который, впрочем, ответа и не ждал, ибо вопросзадал чисто риторический.

– Ну-ка возьми сигарету большим и указательнымпальцем, – внезапно попросил он.

Настя послушно выполнила просьбу и с недоумением глянула нанего.

– Взяла, и что теперь?

– Ну и держи ее так.

– Но мне неудобно. Я так не привыкла.

– Ладно, извини, не обращай внимания. Отвезти тебядомой?

– Если это не сложно…

Она не успела договорить, потому что вернулся Коротков, илицо у него было озадаченное.

– Саша Юлов звонил, – сообщил он, обращаясь кНасте, – по поводу убийства девочки. Помнишь, мы утром говорили, что надобы еще раз побеседовать с учителем.

– Да-да, помню.

– Так вот ведь какая незадача, Асенька. Саша только чтобыл у этого учителя. Там что-то странное. Сашка точно помнит, что два месяцаназад этот Турин подробно и охотно рассказывал о всех своих учениках, в томчисле и о Тане, и о Гене Варчуке. А за эти два месяца он, во-первых, чем-тозаболел и уволился из школы, а во-вторых, не может рассказать о ребятах ничеговразумительного. Мнется, жмется… Черт-те что, одним словом. Не мог же он за двамесяца все забыть.

– А чем он заболел?

– Сашка говорит, какое-то кожное заболевание. Туринпобрит наголо, и вся голова в пятнах.

– Это бывает, – усмехнулся Стасов. – Кожныезаболевания на нервной почве. Особенно часто случается с теми, у кого совестьнечиста.

– Что ты хочешь сказать? – насторожилась Настя.

– Ничего конкретного, я ведь не знаю, что именно выобсуждаете. Просто говорю, что такое случается. Вы этого учителя ни в чем неподозреваете?

– Теперь подозреваем, – очень серьезно ответилКоротков.

* * *

С самого утра Наталья чувствовала себя плохо. Не то чтобы унее что-то болело, нет, но на душе было так тяжело, как никогда раньше. Ночьюей приснился Евгений, такой одинокий и несчастный, что заныло сердце. Ейснилось, что она увидела его во сне больным и страдающим и помчалась в колонию.Перед тем административным зданием, в котором она недавно уже была, стоялатолпа людей, и она сразу поняла, что с Женей что-то случилось. Тот начальник, скоторым она разговаривала, стоял в самом центре толпы, одетый в костюм ДедаМороза, и раздавал подарки. Наталья поняла, что это были подарки, которыеосужденные передавали своим родственникам на свободу. Люди брали пакеты и яркиекоробки и расходились, и наконец она осталась одна.

– А мне? – спросила она начальника. – ЯНаталья Досюкова. Разве мне нет подарка от мужа?

Начальник ничего не ответил и начал снимать маскарадныйкостюм. Наталья вдруг с ужасом увидела, что у него лицо Бориса Красавчикова.

– Подождите, не уходите, – взмолилась она. –Вы мне не дали подарка. Я Досюкова…

– Вам не полагается, – ответил начальникКрасавчиков.

– Почему?

– Потому что вы приехали слишком поздно. Подарки выдаюттолько тем, кто приехал вовремя.

– Но я же не знала, я вообще случайно приехала, мненикто не говорил, что нужно приезжать за подарками!

– Приезжать нужно не за подарками, а к мужу на свидание, –сердито ответил тот. – Кто приехал на свидание, тому и подарок.

– Но мне еще рано на свидание, – залепеталаНаталья. – Я же была совсем недавно, разве вы меня не помните? У нассвидание только через три месяца, я случайно приехала, просто так… Ну хотя быскажите, как там Женя.

Вдруг лицо у начальника снова изменилось, теперь это был неБоря Красавчиков, а Виктор Федорович.

– Какой еще Женя? – недовольно спросил он.

– Досюков, Евгений Досюков, статья сто третья, сроквосемь лет.

– Нет такого, – грубо ответил начальник.

Он уже снял костюм Деда Мороза и теперь стоял перед ней впальто, в точно таком же пальто, какое было надето на Жене, когда егоарестовали.

«Он украл его пальто! – подумала Наталья. – СЖеней случилась какая-то беда, и этот начальник украл его вещи».

– Но как же нет! – закричала она. – Я же былаздесь месяц назад, у нас было свидание! Три часа! Он был здесь! Где Женя? Кудавы его дели? Его перевели в другую колонию?

– Я же вам сказал, его здесь нет. И вообще, НатальяМихайловна, вы приехали слишком поздно. Я все знаю о вас, а вы пытались меняобмануть. И Евгений все знает. Поэтому он больше не хочет вас видеть.

Тут она поняла, что это уже не Виктор Федорович, аправозащитник Поташов. Ее захлестнул такой ужас, что она даже потеряла способностьдышать.

– Николай Григорьевич, – закричала она шепотом,потому что воздух отказывался проходить сквозь голосовые связки, –миленький, раз вы теперь все знаете, спасите Женю. Я все сделаю, я во всемпризнаюсь, я пойду в тюрьму, если надо, только верните мне его.

– Поздно, Наталья Михайловна, – сказал Поташовпочему-то грустно и устало. – Жени больше нет. Он умер от горя, когдаузнал, что вы наделали.

Она заплакала и проснулась. Лицо было мокрым от слез, сердценыло под давящей на него гнетущей тяжестью.

Весь день она думала о Жене, о том, как он ждет от неепомощи, надеется на нее, верит в то, что она сумеет доказать его невиновность.Гордый, сильный, не падающий духом, властный. Что же она наделала!