– А почему на мой товар вышли твои люди?!

– Виноват! И готов нести ответ! Хотел урвать лишку за твой счет. Не вышло! Кто раскрывает рот на чужое, всегда давится. Вот моих людей ментура и зацапала.

– Сука… Ну сука коцаная… – все еще не мог поверить в услышанное Сабур. – Круто развел! – Он взял Вахтанга за куртку, придвинул к себе. – Но ведь от тюряги он меня спас. Не ты, он! Даже бабки под залог помог достать! Зачем?

– А ты не понимаешь? – Маргеладзе хитро смотрел на него. – В тюряге хрен тебя достанешь. А на воле замочить тебя – все равно что клопа раздавить!

– Меня как клопа? А вот это уже ниже пупка! Знаешь, что ниже пупка растет?

– Про мой бизнес с вояками ты сказал кузьмичевскому адвокату? – спокойно спросил Вахтанг.

– Я.

– Знаешь, что его замочили?

– Знаю.

– Я замочил. По-другому нельзя было. Обнаглел адвокат, да еще и «хвоста» за собой притащил… Но тут важно другое. Все грузы – оружие, боеприпасы, – которые идут на Кавказ, тормозятся спецами. Тормозятся четко, в самых неожиданных точках.

– Думаешь, тоже Кузьма?

– Не думаю – знаю.

– Он что, двухстволка? И нашим, и ихним?

– Страшнее. Одностволка. Он же еще и в политику лезет. А залезет, хрен вообще его достанешь…

Так, сучара, хитро всех разводит, что остается только одно решение.

– Я это сделаю, – решительно и мрачно заявил Сабур.

– Нет, – возразил Вахтанг. – Это мы сделаем вдвоем… Но не сегодня и не завтра. Через неделю будет два года, как убили моего брата. Постоим над его могилой, подумаем, поплачем. А потом зарежем барана. Принесем его в жертву Господу Богу.

В комнату неожиданно вошел Важа, остановился на пороге.

– Чего? – недовольно спросил Маргеладзе.

– Есть плохая новость, Вахтанг, – сказал тот.

– Козел, всегда приходишь с какой-нибудь гадостью… Что такое?

– Шалва пропал. Звонили из Сибирска – менты отпустили, и он куда-то сгинул.

Вахтанг помолчал, печально вздохнул, посмотрел на Сабура.

– Знаешь, что такое родственники, которых должен кормить и терпеть? Стихийное бедствие. Самое страшное стихийное бедствие! – Перевел взгляд на Важу. – Ищите! Хоть живой, хоть мертвый – он мне нужен. И про ипподром не забывай.

Сергей и Старков слушали записанный разговор Маргеладзе и Сабура.

ГОЛОС САБУРА: А к тебе кассета как попала?

ГОЛОС МАРГЕЛАДЗЕ: Купился. Как фраер купился. Они, падлы, подослали эту сучку… проститутку Цыпкину… и я за штуку взял это фуфло.

ГОЛОС САБУРА: Почему фуфло? Товар-то действительно шел.

ГОЛОС МАРГЕЛАДЗЕ. Правильно, товар шел. А Кузьма задвинул информацию ментам. Развел нас как дешевок.

ГОЛОС САБУРА. А почему на мой товар вышли твои люди?!

ГОЛОС МАРГЕЛАДЗЕ. Виноват! И готов нести ответ! Хотел урвать лишку за твой счет. Не вышло! Кто раскрывает рот на чужое, всегда давится. Вот моих людей ментура и зацапала.

ГОЛОС САБУРА. Сука… Ну сука коцаная… Круто развел! Но ведь от тюряги он меня спас. Не ты, он! Даже бабки под залог помог достать! Зачем?

ГОЛОС МАРГЕЛАДЗЕ. А ты не понимаешь? В тюряге хрен тебя достанешь. А на воле замочить тебя – все равно что клопа раздавить!

– А ведь Вахтанг прав, – засмеялся Старков. – В тюряге хрен бы мы его достали.

– Тут все ясно, они дали нам неделю, – прервал его Сергей. – Сейчас меня больше беспокоит зусловское движение. Герман установил там камеру?

– Установил. Камера пишет, а вытащить пленку пока невозможно.

– Почему?

– Там у них круглосуточное дежурство. Не устраивать же новый потоп!

– Сколько человек погибло в Сибирске во время погрома?

– Официально – двое. Неофициально – двадцать два. Из них пять милиционеров.

– Антон запись прислал?

– Да, она уже у Василия Петровича.

– Когда съезд «Великой России»?

– Через месяц.

Кузьмичев улыбнулся:

– А у меня через час встреча с Юрием Ивановичем.

Юрий Иванович был непривычно сдержанным и даже жестким. Он не прикоснулся к еде, смотрел на Сергея внимательно и вопрошающе.

– Вам не кажется странным, что всегда инициатором наших встреч являюсь я?

Кузьмичев улыбнулся:

– Это похоже на милую семейную размолвку.

– Я серьезно. Иногда мне начинает казаться, что я задаюсь вашими проблемами больше, чем вы сами.

– Например, какими?

– Например, вашими отношениями с Зусловым.

Сергей удивленно вскинул брови.

– Их у меня нет.

– Это вам кажется, – возразил Юрий Иванович. – В правительстве существует четкое представление о том, что именно с вашей помощью мы должны решить проблему «Великой России».

– Первый раз слышу.

– Лукавите, Сергей Андреевич. Я всегда выражал самое сдержанное отношение к зусловщине.

Кузьмичев рассмеялся:

– Хорошее выражение – «зусловщина»… И что, в правительстве по-настоящему озабочены этой проблемой?

– Не только в правительстве, но и выше.

– Уважаемый Юрий Иванович, – Сергей перетянулся к нему через стол, – разрешите задать вопрос. Если правительство и выше озабочены зусловщиной, то почему бы им не принять самые радикальные и решительные меры?

Тот с миной снисходительности помолчал, произнес раздельно и внушительно:

– Государство… демократическое государство, коим мы являемся… не имеет права на карающие меры в отношении общественных образований.

– А если это антигосударственное образование?

– Все равно. По сути, любое образование можно легко подвести под понятие «антигосударственного». Но лучше всего, если государство будет с ними бороться не прямо, а косвенно.

– То есть чужими руками?

– Совершенно верно… Вот вы, к примеру, должны взять на себя обязанности по зусловскому движению.

– Должен? – удивился Сергей.

– Именно – должны. То есть исполните государственный долг. А государство вас не забудет.

Кузьмичев взял бутылку вина, разлил по фужерам.

– За откровенный разговор.

– А я бы сказал – за доверие, – поправил его Юрий Иванович.

Чокнулись, выпили.

– Ну и с чего я должен начать? – спросил Сергей.