-  Это вина,  Коля… это немыслимо страшная вина – я сама отправила его на смерть.  Знала и отпустила, чтобы его убили.  Это не дает нормально жить, спасает только Анька, - честно объяснила я, -  ну…  езжай уже, а то брат ждет.

   Он  отрицательно качнул головой, глядя на меня, шагнул ближе, взял за плечи и слегка встряхнул, глаза блеснули в свете фонарей антрацитовым блеском.  Голос подрагивал от эмоций…

-  Смотри на меня!  Я плоть от плоти и кровь от крови его и я мужчина.  А еще я воевал.  И я не остался бы, Алена.  И он не остался бы – ни ради того, чтобы выжить, ни даже ради тебя.  Представь – он здесь и узнает, что его сын погиб, работая за него там, откуда он сбежал.  Война – это тоже работа, но грязная, страшная и опасная!  Я не отказался от Чечни, когда уже знал о гибели брата.  Может, как раз это убило родителей, но тогда  я не мог иначе!  Он ушел бы в любом случае, даже отодрав тебя от себя…  не думай об этом больше.  Иначе быть просто не могло.  Я знаю.

   Ладони на моих голых плечах были горячими, как угли.   Он отпустил руки, потом легонько приобнял меня.

-  Давай прощаться, родственница.

-  Давай, - согласилась тихо я,  в голове стучало – «плоть от плоти и кровь от крови».  Когда он уже открыл дверку и собрался садиться в машину, я окликнула его:

-  Коля, а ты любишь липу?

-  Какую Липу? – удивился он, - а-а-а… ты о дереве?  Смешная…  Липовый цвет, запах?  Ненавижу, не выношу…  К чему этот вопрос, Алена?

-  Да так… -  прохрипела я, прокашлялась: - Езжайте.  Счастливого пути, Николай.  Коля, жду тебя завтра. Приезжай сразу, как только выспишься.

    Мужчина сел в машину, захлопнул за собой дверцу, обратился к водителю:

-  Поехали.  Коля, ты сказал – куда?

   Это было все, что он произнес за все то время, что они ехали до гостиницы.  Николай Соловьев тоже молчал – при чужом человеке говорить о серьезных вещах не хотелось.  Но когда  вошли в вестибюль, он заговорил:

-  Ну,  скажи уже что-нибудь.

   Николай отстраненно посмотрел на него, ответил:

-  Нужно хорошенько подумать.  Тяжелый день.

-  Чем он для тебя тяжелый? – удивился тот.

-  Эмоции, впечатления, встречи…  Не скажешь – из-за чего твоя сестра развелась с мужем? – поинтересовался мужчина, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

-  Гульнул, - не стал вдаваться в подробности Соловьев.

-  Понятно, - кивнул  Николай, - бывает, видно, и такое. Чего только не бывает.

-  О чем вы с ней говорили?

-  По обоюдному согласию перешли на «ты», я предложил обращаться при необходимости, она разрешила звонить и узнавать новости о них с Аней.  Коля, в девять  меня здесь уже не будет,  давай прощаться сейчас.  Будем держать связь, - удирали они по рукам.

   Приняв душ,  Николай лег в постель и прикрыл глаза – так лучше думалось.  В душе царил хаос и сумбур.  Не зря он молчал с Колей Соловьевым – то, что творилось внутри,  трудно было передать словами.  Разобраться бы самому…

   Когда он первый раз услышал по спецсвязи историю своего предка и  женщины из нынешнего времени, то не положил трубку только потому, что это была именно что спецсвязь.  Сомнения длились буквально минуты, потом он согласился на разговор по видеосвязи, дав свои координаты – хотелось видеть собеседника.  Вечером услышал подробности и увидел молодое  мужское лицо – серьезное и немного усталое, худое и загорелое, с острым умным взглядом.   Попросив время, чтобы обдумать  новости, он действительно думал…  Думал и сейчас, не спалось – вспоминал…

-  Должна встречать, хотя я и был против, - говорил Соловьев, ставя сумки на перрон  и вглядываясь в толпу: -  А вот и  Аленка – там, в зеленом платье, видишь?

   Он увидел.  Странно было не увидеть, сразу натолкнувшись на дикий, отчаянный взгляд -  взгляд-ловушку.   Он  машинально поправил на плече сумку и пошел через толпу, стараясь не потерять зрительный контакт, обходя группы встречающих, и почти не слушая, что говорит сбоку Соловьев.  Эта женщина смотрела так, будто от того, как быстро он окажется рядом с ней, зависела ее жизнь.  Он ускорился.  А она сделала навстречу шаг, второй и вдруг бросилась к нему, прижалась, обхватив ладонями шею, скользнула ими на  щеки и на его лицо посыпались поцелуи.  Она  что-то бормотала безо всякого смысла, даже слов он не мог разобрать, оцепенев от неожиданности на долгие секунды.

    От нее пахло ребенком – тонко и чисто, как пахнет только от младенцев.  К его груди прижималась мягкая женская грудь, а  щеки почти сразу стали мокрыми от ее слез.  В какой-то момент он почувствовал теплые губы на своих губах  и не сдержался – сам обхватил ее.   Ощущение узнавания пронзило насквозь – так удобно лежала рука на изгибе тонкой талии, такой хрупкой была шея под его ладонью – до замирания сердца!  Так дурманил ее теплый запах…

    Женщина в руках, его женщина – пьяное ощущение, улетное, просто космос!  Дальше  сорвался –  мысли ушли.  Не дал отстраниться, сам потянулся к ее губам, накрыл их, вобрал – сразу сильно, жестко и все волоски на теле стали дыбом – услышал  тихий стон…  И захлестнуло, с головой накрыло первобытными торжествующими ощущениями: радостный вопль внутреннего зверя, живущего в каждом настоящем мужике... зверя, получившего свою добычу;  чувство полноты жизни – забыл уже, как это;  дикая энергия – сто дел сделать в минуту;  сладкий морок, затянувший разум...

   Паутина… будто вязкая, чувственная паутина опутала их собой, …  не место для нее было и не время.  Понимал это, но стало необходимостью - прижать крепче, чтобы поняла, что натворила своими поцелуями, вобрать в себя, нырнув языком в теплую глубину ее рта, ощутив такой же нежный  вкус, как и ее запах.   Знал, что  еще секунды -  и все.  Понимал, что этого просто не могло быть,  не должно было, а значит - скоро закончится.  Сейчас она опомнится и все прекратится…

-  Ты не Ваня!

-  Николай, - хрипло представился и почти неосознанно сделал  попытку еще продлить  сладкое безумие.  Она не позволила, и ее брат возмущался.  Да  он  уже и сам стал  замечать посторонние звуки, движение вокруг – будто вышел из транса.  Шум в ушах стихал, сердце уже не таранило ребра, пульс приходил в норму.   Нужно было что-то говорить,  знакомиться по-настоящему и он попытался, но вдруг, неожиданно даже для самого себя забеспокоился, увидев ее растерянность и  даже непонятное ему отчаянье.  Она что-то говорила, пытаясь сгладить, замять неловкость и прятала взгляд, который…  потух.  Николай не чувствовал ничего такого, одну только спокойную решимость – никуда она от него не денется,  поздно –  уже нашлась.  Но отчаянно хотелось успокоить ее, помочь снять эту неловкость, раз уж ее чувствует она.  Кажется, у него получилось.

   До поцелуя он не видел почти ничего, кроме  дикого, ошеломленного, тянущего к себе взгляда.  Рассмотрел чуть позже  - и  милое  лицо, и все то, что не скрывала одежда.  И сразу же по мужской привычке домыслил для себя то, что оставалось  под ней.  Когда она уходила, тяжело и пристально смотрел вслед.  Не верилось, что только что держал это тело в руках.   Амфорные обводы бедер, ноги, словно выточеные резцом гениального скульптора - идеальной формы, а еще волнистые каштановые волосы, приподнятые и открывающие гордую шею... -   сумасшедшая женщина, просто крышесносная!  Мужики должны кружить стаями, но у него серьезный шанс – она сама дала его, а он не упустит. Пораженный ощущением рока и предопределенности, он  почти упустил из вида ее объяснение - причину, по которой  появился этот шанс. Будто бы появился…  Померещилось, поманило и ушло…