— Это Дот, — послышался дрожащий голос. — Мне надо с тобой увидеться.

— Дот, я же сказал, что несколько дней не смогу выбраться.

— Мы должны встретиться сегодня вечером. Это очень важно.

— Уже слишком поздно, — холодно возразил он. — Десять часов, а мне нужно быть в лагере в одиннадцать.

— Ну ладно. — В эти два слова было вложено столько отчаяния, что Энтони почувствовал угрызения совести.

— Что случилось?

— Хочу с тобой попрощаться.

— Ну не будь же такой идиоткой! — воскликнул Энтони, но настроение у него поднялось. Вот удача, если она уедет из города сегодня же вечером! Какой тяжкий камень свалится с души. Но в трубку сказал: — Пожалуй, до завтра тебе все равно не уехать.

Краешком глаза он видел, как дежурный офицер бросает на него насмешливые взгляды. Потом словно гром среди ясного неба прозвучали слова Дот:

— Нет, я «исчезну» не так, как ты думаешь.

Пальцы намертво вцепились в телефонную трубку. Энтони чувствовал, как тепло вытекает из тела и нервы превращаются в ледышки.

— Что?!

В ответ прерывистый голос пролепетал:

— Прощай… ах, прощай!

Клик! Со сдавленным рыданием она бросила трубку. Энтони выбежал из штаба. На улице, в свете звезд, свисающих серебряными кисточками среди деревьев в рощице, он остановился, не зная, на что решиться. Неужели девчонка и правда покончит с собой? Вот дурочка! Сердце переполняла жгучая ненависть к Дот. Придя к такому финалу, он теперь и сам не понимал, как ввязался в эту запутанную историю, уродливое переплетение горестных тревог и боли.

Энтони опомнился и огляделся по сторонам. Он медленно брел, не разбирая дороги, в сотый раз повторяя про себя, что для беспокойства нет причин. Сейчас лучше всего вернуться в палатку и уснуть. Господи, как хочется спать! Дадут ли ему когда-нибудь снова выспаться? В голове шумело, и мысли путались. Дойдя до шоссе, он развернулся и побежал, но не в расположение роты, а в противоположную сторону. Сейчас солдаты возвращаются из города, и можно поймать такси. В следующее мгновение из-за поворота показались два желтых глаза. В отчаянии Энтони ринулся на их свет.

— Такси! Такси! — Машина оказалась пустым «фордом». — Мне надо в город.

— Обойдется в доллар.

— Идет. Только поскорее…

Время тянулось бесконечно долго. Наконец он взбежал на крыльцо погруженного в темноту ветхого домика. Ворвался внутрь и едва не сшиб с ног необъятных размеров негритянку, важно шествующую по коридору со свечой в руках.

— Где моя жена? — выкрикнул он задыхаясь.

— Легла спать.

Перепрыгивая через три ступеньки, он взлетел наверх, побежал по скрипучим половицам коридора. В темной комнате царила тишина. Дрожащими пальцами Энтони чиркнул спичкой — два широко раскрытых глаза смотрели на него из сбившегося в ком белья на кровати.

— Ах, я знала, что ты придешь, — отрывисто пробормотала Дот.

Внутри у Энтони все похолодело от злости.

— Значит, это очередная игра, чтобы вытащить меня сюда, и я влип в неприятную историю! — выкрикнул он в гневе.

Дот смотрела на него жалобным взглядом.

— Мне надо было тебя увидеть. Иначе я бы умерла. О, мне необходимо было с тобой встретиться…

Энтони присел на кровать и только тихо качал головой.

— Скверный поступок, — принялся он убеждать Дот, бессознательно копируя Глорию. — Ты же знаешь, я не заслуживаю подобного отношения.

— Придвинься ближе. — Что бы ни говорил Энтони, Дот была счастлива. Значит, она ему не безразлична. Девушка привлекла его к себе.

— О Господи! — беспомощно выдохнул Энтони. Неумолимой волной накатила усталость, и гнев угас, пропал, испарился. Внезапно силы иссякли, и он, всхлипывая, упал на кровать рядом с Дот.

— Не плачь, любимый, — умоляла она. — О, только не плачь!

Прижав голову Энтони к груди, Дот принялась его утешать, и слезы радости смешивались со слезами горечи. Пальцы Дот ласково перебирали его темные волосы.

— Я такая дурочка, — бормотала она прерывистым шепотом, — но я тебя люблю, а когда ты со мной холоден, то кажется, что жить дальше нет смысла.

В конце концов, здесь покой. Тихая комнатка с запахом пудры и духов, нежная рука Дот, словно теплый ветерок, гладит волосы, у уха слышится ее мерное дыхание. На мгновение Энтони показалось, что рядом Глория, будто он отдыхает в самом чудесном и защищенном от бед доме из всех, что знал.

Прошло некоторое время. Из коридора донесся бой часов. Энтони вскочил на ноги и взглянул на фосфоресцирующие стрелки наручных часов, что показывали полночь.

Он с трудом нашел такси, водитель которого согласился ехать в столь поздний час за город. Поторапливая таксиста, Энтони обдумывал, как бы лучше проникнуть на территорию лагеря. В последнее время он уже несколько раз опаздывал и понимал, что если снова попадется, его фамилию вычеркнут из списка кандидатов в офицеры. Не лучше ли отпустить такси и попытаться проскользнуть в темноте мимо часового? Однако офицеры зачастую приезжают в лагерь после полуночи…

— Стоять! — донесся односложный окрик из ярко-желтого света фар, падающего на неровную дорогу. Таксист нажал на тормоз, и к машине подошел часовой с винтовкой через плечо. На беду, рядом с ним оказался начальник караула.

— Опаздываете, сержант.

— Так точно, сэр. Задержался.

— Плохо. Придется записать ваше имя.

Пока офицер ждал, держа в руках блокнот и карандаш, с губ Энтони сами собой сорвались слова, порожденные паникой, смятением и отчаянием:

— Сержант Р. А. Фоли.

— Часть?

— Рота «Q», восемьдесят третий пехотный.

— Понятно. Дальше придется прогуляться пешком, сержант.

Энтони взял под козырек, быстро расплатился с таксистом и побежал туда, где квартировал названный им полк. Скрывшись из виду, он резко поменял направление и с бешено бьющимся сердцем поспешил к себе в роту, понимая, что совершил роковую ошибку.

Двумя днями позже офицер, командовавший в ту ночь караулом, узнал его в парикмахерской. В сопровождении военного патруля Энтони доставили в лагерь, где без суда разжаловали в рядовые и на месяц лишили права покидать расположение роты.

После полученного удара Энтони впал в полное уныние, и на неделе его снова задержали в городе, где он бродил пьяный с бутылкой контрабандного виски в кармане. Только ввиду явно невменяемого состояния и неадекватного поведения на суде трибунал приговорил его всего к трем неделям гауптвахты.

С первых дней отбывания наказания в душе Энтони укоренилась уверенность, что он сходит с ума. В сознании поселились толпы окутанных мраком и в то же время живых и отчетливых образов. Некоторых он узнавал, остальные были незнакомыми и вселяли ужас. Их сдерживал маленький надсмотрщик, который сидел где-то высоко и наблюдал за происходящим. Больше всего тревожило, что надсмотрщик болен и с трудом управляет своими подопечными. Стоит ему на мгновение отвлечься и ослабить бдительность, и жуткие создания вырвутся на волю. И только Энтони понимал, какая воцарится кромешная тьма, если все худшее, что в нем есть, будет бесконтрольно бродить по сознанию.