От него я узнала и о личной связи Рейнов с Россией. Николас родился в 1957-м, и в следующем году родители выписали для него и старшего брата старенькую няню по фамилии Бриггс. В свои 70 лет она оставалась безукоризненной мисс, носила смешные очки, говорила на чистейшем викторианском английском, в общем, была совершеннейшей британской няней. Лишь много позже Николас узнал от своей матери то, что мисс Бриггс никогда не афишировала и почти никому не рассказывала, что до революции она жила в Петрограде и служила нянькой в семье двоюродного брата Николая II. После 1917-го с трудом покинула Россию благодаря лишь тому, что была британской подданной. В пятидесятые годы, как сообщил мне Николас, он и его родители близко общались с представителями семейства Романовых. Возможно, они, а также их великокняжеские предки носили туфли компании Rayne.

Балерины нередко становятся музами кутюрье. В современной моде достаточно тому примеров: Иссей Мияке создал десятки плиссированных костюмов для прославленной Марты Грэм и ее Танцевальной компании. Пина Бауш, не любившая моду и демонстративно ее отрицавшая, тихо носила тихие шедевры Йоджи Ямамото. Жан-Поль Готье начиная с 1980-х годов вдохновляется авангардной пластикой Режины Шопино, французской танцовщицы и хореографа. Он не только придумал для ее постановок более 300 фантастических нарядов и аксессуаров, но в 2008 году организовал вместе с ней громкое выставочное шоу «Дефиле».

В предреволюционной России тоже существовал этот особый вид сотворчества. Русские художники вдохновлялись балеринами и создавали для них портновские изыски. Среди них — Леон Бакст, успешно работавший в моде, проектировавший костюмы Иде Рубинштейн и Анне Павловой. Но эта традиция прервалась в раннее советское время. Благодаря Майе Плисецкой, ее смелым танцевальным проектам, бесспорному чувству вкуса традиция сотворчества балерины и кутюрье была возрождена в России.

С Плисецкой Кардена познакомила вездесущая и всех знающая «красная Надя». Художница и модельер дружили еще в пятидесятые. Леже, любившая помогать своим приятелям и умевшая делать им правильную рекламу, подумала, что было бы неплохо представить кутюрье самой Екатерине Фурцевой. А там авось им заинтересуется советская элита, может, что-то купят… Надя организовала их встречу в Москве в 1963 году. Министр культуры оказалась дружелюбной, вполне элегантной и чрезвычайно внимательной к мэтру. Узнав, что он интересуется балетом, наговорила массу теплых слов о Плисецкой, и, конечно, пылкий дизайнер захотел непременно с ней повидаться. Но встреча произошла позже — в 1971 году во Франции.

Тогда Надя часто виделась с Карденом — придумывала для него проекты брошей. Много и восторженно рассказывала о Плисецкой и, основательно его раззадорив, отправилась с ним на Авиньонский фестиваль, в котором участвовала Майя Михайловна с несколькими известными номерами, в том числе «Кармен-сюитой».

После представления Леже пробралась с Карденом в гримерку. Сверкнув геометрической брошью и ослепив комплиментами, «красная Надя» коротко представила балерине месье Кардена, который эмоционально — глазами, жестами, словами — передавал свое восхищение вечером, танцем, пластикой…

И через несколько месяцев они увиделись вновь — в Париже, после ее очередного успешного выступления в Гранд-опера. Сидели в отеле, улыбались, жестикулировали, пытались понять друг друга через расхоложенного советского переводчика. Карден потом вспоминал этот их сумбурный разговор и то, как балерина, опустив глаза и застеснявшись, попросила совета: вечером она должна быть на приеме, но не знает, что обычно в таких случаях надевают парижанки. Остальное Карден понял без слов: скромность примы, ее искреннее замешательство, скудные средства, которых недостаточно для хорошего платья, и, конечно, ее желание — такое понятное, женское — выглядеть безупречно. Он захотел, чтобы Плисецкая была самой элегантной на том вечере. Отшутившись дежурными фразами про изменчивость моды, извинился, вышел на минутку, позвонил своему ассистенту, и — voila! — через час портной с убийственно театральным именем Отелло преподнес Майе коробку с чудесным вечерним нарядом, первым подарком от щедрого и чуть влюбленного Кардена. В нем она блистала на приеме и вызывала завистливые ухмылки: «Подумать только, советская прима с парижским апломбом, как прелестно».

Так начались их сотрудничество и дружба.

В 1972-м — первый проект, их копродукция, балет «Анна Каренина». Маэстро опять с полуслова понял Плисецкую, не говорившую на иностранных языках. Нужны были легкие, элегантные, удобные костюмы, созвучные эпохе Толстого и настроению современного танца. Ничто не должно мешать. Карден приподнял боковые части юбки, сделал аккуратные сборки, освободив ноги Плисецкой. В этом приеме было не только глубокое понимание сущности танца, но и традиционно карденовское следование истории. Сделав боковые сборки, маэстро превратил их в «тюники», особый вид драпировок, модный в первой половине 1870-х годов, когда разворачивается действие романа Толстого. И посмотреть на снимок Плисецкой в сценическом платье и репродукцию улыбчивой васильковой «Парижанки» Ренуара (современницы Карениной), окажется, что эти дамы удивительно похожи.

Впрочем, Карден не мог «усидеть» в одной эпохе, он добавил других десятилетий. Роскошный монументальный страусовый веер Карениной — цитата из моды 1920-х. Почти с такими же выступали очаровашки сёстры Долли и глянцевитые девушки Ziegfeld Follies. Вуалетка, оттеняющая предсмертную белизну лица Анны, родом из Прекрасной эпохи. Кое-что Карден приглядел в гардеробе самой примы. Крохотная шляпка Карениной-Плисецкой напоминала меховой ток, в котором она встречалась с Жаклин Кеннеди в 1962-м. Интересно, что супруга американского президента во время их недолгой беседы сравнила Майю с Анной Карениной. Это было сродни предсказанию: слова Жаклин, брошенные мимоходом, стали для Плисецкой призывом к действию.

Для постановки Карден сделал десять платьев, которые прима назвала сокровищами. Они прибыли в Москву, перевязанные атласными лентами, в изысканных фирменных коробках с надписью Pierre Cardin. Но имя их автора не попало на афишу: советские бюрократы боялись ненужных ассоциаций с западным миром. Впрочем, мэтр не расстроился. Главное, ему дали возможность показать свое творчество в СССР, пусть даже в сценическом варианте. Это была победа кутюрье и триумф «Анны Карениной». В следующем году для одноименного фильма-балета месье Пьер создал точные дубли этих костюмов. Он был таким же пылким трудоголиком, как и прима-балерина, его первая советская муза.

Следующий совместный проект — телевизионный фильм «Фантазия» в постановке Анатолия Эфроса по мотивам тургеневских «Вешних вод». Плисецкой достаточно было произнести фамилию писателя и название повести. Карден всплеснул руками: «Знаю, конечно же, знаю: Россия, сороковые годы XIX века. Мое любимое десятилетие!», и вскоре костюмы к фильму были готовы: шелковые лифы, юбки с легким намеком на кринолин, кружевные воротники-берты, газовые полувоздушные рукава жиго, пастельные оттенки в сочетании с испанским красным и викторианским черным… Карден действительно отлично знал то время и моду. Это был его очередной успех и личная победа над советской идеологией — в титрах к фильму большими буквами значилось: «Костюмы для М. Плисецкой в драматических эпизодах Пьера Кардена (Франция)». Отныне его имя никто не вымарывал из списков.