– Слава Богу, дождь пошел, увлажнит землю, можно будет пахать.

Он убрал со стола и постелил куму на диване.

– Отдохни, кум, с дороги…

На другой день утром Йоргарос принес ему кувшин молока, сухой ячменный калач и большой кусок брынзы. Ночью небо опорожнило свои бурдюки и стало опять бездонным. С крыши радостно кукарекал петух.

– Бывай здоров, кум! – поклонился Вендузос. – Уж и не знаю, как тебя отблагодарить. Всевышний не забудет твою доброту.

– Да, Всевышний ни о чем не забывает… А ты, кум Вендузос, ни о какой благодарности и не помышляй. С Богом!..

Рассвело. Блестели омытые дождем камни и листья на деревьях. Довольный Вендузос, насвистывая, спускался с горы. Он нашел пристанище для своей семьи. Его перестали терзать заботы, и он спешил теперь к друзьям – капитану Михалису, Каямбису и Фурогатосу.

На окраине деревни встретился ему старик. Вендузос узнал его: это был Захарьяс, дядя кума Йоргароса, мастер на все руки – прививал деревья, лечил людей, а каждую субботу после обеда, прихватив глиняный горшок, мыло, ножницы и бритву, шел на площадь, стриг и брил всех, кто пожелает. А еще брал с собой мешок, куда люди в оплату кидали караваи хлеба, овощи и изюм, и две литровые бутыли – одну для вина, другую для масла. Закончив стрижку, Захарьяс собирал в кучу волосы и сжигал тут же на площади.

– Бывай здоров, дядя Захарьяс! Живи сто лет! – поздоровался Вендузос и остановился.

– Здравствуй, кир Вендузос, – ответил старик. – Ну, что там происходит в мире?

– Лучше не спрашивай!

– А у тебя как дела?

– Да как у всех! Был вот у кума Йоргароса, заночевал, теперь иду обратно.

– У Йоргароса, говоришь? – прошептал Захарьяс. – Господи помилуй! Так вот почему бедняга не велел никому вчера приходить к нему в дом оплакивать.

– Да что ты несешь, отец?! Кого оплакивать?

– Как, ты разве ничего не знаешь?

– А что?

– У него же сын погиб вчера утром. Убили его…

Вендузос закрыл лицо руками, не сказав ни слова.

– Не горюй, Вендузос, – успокоил старик. – Все там будем.

В эту ночь ливень пронесся и над монастырем Господа нашего Иисуса Христа. Просветлели лица у монахов. Вот уже три дня и три ночи, стоя на коленях у бойниц, они не спали, сражались с турками. Было их всего тридцать два человека, да еще двадцать душ из близлежащих деревень, которые постыдились оставить монастырь в опасности и бежать. Услышав печальный колокольный звон, они отправили семьи на высокую, самой природой защищенную гору, в пещеру, а сами, по своей воле, заперлись вместе с монахами в обители, прихватив с собою провизию – овцу или козу да котомку с сухим ячменным хлебом. Здесь они готовы были умереть.

Приближался полдень, когда на горе показался капитан Поликсингис со своими молодцами. Он остановился и стал глядеть вниз, в ущелье, на монастырь. Издали он слышал ружейные выстрелы, турецкие трубы, крики умирающих. А над ним по мглистому небу ползли на север тяжелые тучи.

Спутники Поликсингиса бросились к краю пропасти, чтобы оттуда сделать несколько выстрелов и подбодрить братьев в осажденном монастыре. Капитан Поликсингис первым подъехал к самому краю.

– Держитесь, братья! – крикнул он. – А ну поприветствуем наших братьев, да так, чтоб пули даром не пропадали! Целься прямо в турка!

Пятьдесят стволов нацелились на проклятые красные фески. Некоторые пули угодили в камень и расплющились, другие жадно впились во вражеские тела. Около двадцати турок упали на землю.

Монастырь вздрогнул от радостного «Ура!» Старый звонарь Иларион схватил веревку и принялся что было мочи бить в колокола.

Турки сквозь туман увидели войско: первые его шеренги стояли полукругом на краю седловины, остальные скрывались за отвесными скалами.

– О Аллах! Опять подкрепление гяурам!

Часть низами осталась на месте, чтобы продолжать осаду, остальные бросились наверх по горному склону. Низко над седловиной нависли тучи, скрывая христиан. Разразилась гроза. Дождь хлестал мусульман в лицо, слепил глаза.

– С нами Бог! – воскликнул капитан Поликсингис. – По туркам… огонь!

Снова послышались вопли, ругань из турецких рядов, но вскоре опустился туман и накрыл их. Только неярко поблескивали короткие штыки.

Стоя на коленях у бойницы, игумен увидел, как турецкое войско делится на две части.

– Вперед, братья! Они разделились! В атаку, прорвем осаду!

Монахи спешно собрались во дворе. Игумен распахнул ворота, и все с криками бросились за ним.

Оказавшись меж двух огней, турки на мгновение растерялись. Попробовали загнать монахов обратно в монастырь, но не тут-то было. Тогда командир низами отдал приказ отойти в ущелье, войско игумена стало их преследовать.

– Христос побеждает! Христос побеждает! – кричал он.

Игумен, как юноша, карабкался по скалам, продирался через кустарник, перепрыгивал трещины. То и дело припадал на колено, чтобы выстрелить, затем вновь бросался в погоню, опьяненный запахом пороха.

Раздался сигнал трубы. Низами стали как вкопанные. Среди монахов началось смятение.

– Турки нас окружили! – крикнул кто-то. – Мы в западне! Назад, святой игумен!

– Турки ворвались в монастырь! – раздался другой крик.

Игумен вытащил кинжал и бросился к распахнутым воротам обители.

Капитан Поликсингис поспешил со своими молодцами вниз. Непогода разгулялась не на шутку, тучи скрыли солнце, в мире стало темным-темно. Турки и христиане схватились в рукопашном бою. На чьей стороне перевес, понять было невозможно.

– Кто верует в Бога – за мной! – воскликнул игумен, пробивая себе дорогу кинжалом.

– Держитесь, братья! – кричал Поликсингис и тоже рвался к воротам.

Несколько низами проскочили за монастырские стены и принялись разбрасывать во все стороны зажженные тряпки и паклю.

Но тут подоспели монахи. Окружив турок, они прижали их к церкви и перебили.

Схватка за оградой тоже утихла. Капитан Поликсингис стал собирать отряд. Тяжелые ворота заперли на все замки. Наступила ночь.

– Вернемся к нашим укреплениям, – сказал капитан Поликсингис. – Утро вечера мудренее.

В обители считали потери. Среди монахов было трое убитых и несколько раненых, в том числе сам игумен. Звонарь Иларион исчез. А капитан Поликсингис тоже недосчитался двоих. Раненых было много. Ночью на седловине вырыли могилу и опустили туда трупы. Поликсингис взял две палки, сделал из них крест и установил на могиле.

– Они положили свои жизни на алтарь свободы! Дай Бог и нам умереть так же достойно… Приготовьте-ка что-нибудь поесть, братцы.

Бойцы разожгли костер. За ужином поговорили о погибших и живых, выставили посты и улеглись спать.