Во-вторых, когда три дня назад наши корабли в очередной раз запустили 46 «томагавков» по подозрительным объектам в Басре, то 28 из них упали в пустынных местах. Когда же наши самолеты запустили ракеты по зенитно-ракетным установкам, предназначенным в первую очередь для обороны этих объектов, то наши ракеты упали в густонаселенных районах города, находящихся вдалеке от указанных объектов.

Эти обстоятельства позволяют сделать следующий вывод: удары по Басре, вызвавшие человеческие жертвы, позволили Саддаму пригласить иностранных наблюдателей, дипломатов, журналистов и поднять шум, обвиняя Штаты в убийстве гражданских людей. Одновременно Саддам с помощью пропагандистской машины поднял большой шум вокруг ста миллионов долларов, которые мы выделили антисаддамовским группировкам, что сразу же лишает оппозицию моральной поддержки среди иракского населения. Одно дело выступать на стороне противников, совсем другое — на стороне Америки, обстреливающей мирные объекты.

Президент обратился к министру обороны:

— А у англичан были такие случаи с ракетами?

— Да, мистер Президент. У них это тоже вызвало недоумение и массу вопросов.

Президент посмотрел на Уолша:

— Вы что-нибудь подозреваете?

— Только одно: у Хусейна появились приборы, которые могут сбивать наши ракеты с курса. Мы бросили на разгадку этой истории все возможные силы.

— Правильно, — согласился Президент и обратился к госсекретарю: — Как ведет себя Франция?

— Сейчас нормально. Ее военно-морские и военно-воздушные силы практически участвуют с нами в кампании.

— Как реагируют на наши удары в других странах?

— В целом эту реакцию можно оценить как приемлемую. Правда, и в Африке, и в Европе нередко удивляются названию операции — «Лис пустыни».

— Это почему же?

— «Лисом пустыни» величали талантливого немецкого фельдмаршала Роммеля, который во время второй мировой войны нанес не одно поражение союзникам в Северной Африке. И действительно, уж больно щекотливые исторические аналогии вызывает громкое название нашей операции.

— Да, черт возьми, здесь мы допустили прокол. Не подумали об этом Роммеле. Но ничего не поделаешь, — и Президент вдруг улыбнулся, — следующую операцию назовем иначе.

Он встал и подошел к карте:

— Итак, подведем итоги нашего разговора. Первое, удары по объектам с химическими веществами наносить пока не будем. Второе, под предлогом, что Саддам согласен допустить сотню сотрудников ООН, выразим надежду на то, что он согласится на допуск экспертов на объекты, куда он их ранее не допускал. Боевые действия пока прекратим. Третье, и ЦРУ, и Министерство обороны, и государственный департамент должны объединить свои усилия в разгадке тайны с непредсказуемыми полетами наших ракет. Центральное разведывательное управление и лично вы, Джеймс, обязаны найти возможность уничтожить Саддама Хусейна. Четвертое, надо сделать все, чтобы наше решение о прекращении ударов было воспринято в мире как шаг доброй воли и усилило давление со стороны других государств на Ирак с требованием допустить экспертов на все объекты и уничтожить все запасы оружия массового поражения.

И, наконец, пятое. Наши силы остаются в местах дислокации как подтверждение тому, что в следующий раз мы загоним Ирак в каменный век. Сегодня ровно в полночь боевые действия прекращаем. Сообщение об этом безотлагательно направим генеральному секретарю ООН. С Лондоном и Парижем я переговорю сразу же после окончания совещания. Вопросы есть?

— Мистер Президент, — подала голос Ева Мискури, — может, вам есть смысл переговорить с Москвой и Берлином?

Макоули вопросительно посмотрел на государственного секретаря. Кейс утвердительно кивнула головой и сказала:

— Это не было бы лишним. Но с Москвой, по-моему, следует переговорить чуть позже, вечером.

— Согласен. Я так и поступлю.

Вскоре Президент остался один. Он некоторое время постоял у окна, глядя на ровную пустынную лужайку, а затем подошел к столу и позвонил в загородную резиденцию. Сара была там, и он предложил пообедать вместе. Супруга согласилась.

Положив трубку на аппарат, Президент приказал подготовить к вылету вертолет. После секундного колебания достал из выдвижного ящика стола газеты и вложил их с некоторыми материалами в папку. Он решил, что в резиденции еще немного поработает с материалами, поступившими на доклад в последние часы.

Через полчаса Макоули уже был в загородной резиденции. В последнее время Сара, как бывало раньше, у входа супруга уже не встречала. Макоули прошел в свои апартаменты, принял душ и переоделся в джинсы и хлопчатобумажную клетчатую рубашку, после чего позвонил по внутреннему телефону супруге. Сара находилась в библиотеке. Она очень хотела стать сенатором и подолгу работала в кабинете или библиотеке, готовясь к предвыборным баталиям.

У Макоули причина для разговора была. Буквально накануне законопроект, подготовленной надпартийной комиссией, которую возглавляла Сара, усилиями лоббистов медицинской индустрии был провален в конгрессе.

Поздоровавшись и поздравив супругу с победой в суде, Джон сразу же спросил:

— Ты распорядилась насчет обеда?

— Да. Стол накрыт и ждет нас.

— Прекрасно, жаль только, что Анджелы нет дома. Она любит совместные обеды.

— Ничего не поделаешь, ей надо учиться.

— Да, она уже почти взрослая.

— Ты слышал о том, что законопроект, представленный нашей комиссией, завален?

— Да. Но если не возражаешь, поговорим об этом за столом. Я чертовски проголодался.

— Я готова.

Они спустились на первый этаж, где в маленьком зале их ждал прекрасно сервированный стол. Стюард учтиво спросил:

— Что пожелаете из напитков?

Макоули, устало глядя на жену, спросил:

— Может, по рюмке коньяка?

— Можно и по две, — с грустной улыбкой согласилась Сара.

Они выпили и принялись за трапезу. Макоули участливо произнес:

— Я вижу, тебя расстроило решение конгресса?

— Еще как! Наша комиссия великолепно поработала, и мы были уверены, что добьемся коренной реформы здравоохранения. Если бы она состоялась, миллионы малоимущих американцев, не имеющих медицинской страховки, вздохнули бы с облегчением.

— Не забывай, что реформа задевала многомиллиардные интересы тех, кто контролирует систему посредничества между пациентами и лечебными учреждениями, а также производителями лекарств. И атака против тебя лично началась именно с того момента, когда ты своей идеей, которую я нахожу прекрасной, замахнулась на отработанную десятилетиями систему «сравнительно честного отъема денег» у простых американцев.

— Да, я это почувствовала. Мою биографию и каждый мой шаг начали изучать внимательнее, чем твои любовные похождения. Думаю, что этот придурок Хаммер тоже их подставная утка.