То самое «покаянное» письмо В. Г. Афанасьева А. Н. Яковлеву. 19 июля 1988. [ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 2. Д. 506]

По всей видимости, не без его участия В. Г. Афанасьева вскоре после того эпизода снимут с должности редактора, отправят на пенсию. Хотя в будущем это не сильно скажется на линии газеты, она так до конца и останется скорее «лигачевской», чем «горбачевской». А в дни августовского путча 1991 года и вовсе присягнет на верность тем силам, которые выступят против демократических перемен.

Еще надо вспомнить о том, что как раз 1986 год стал периодом серьезных испытаний для страны. Апрель: катастрофа на Чернобыльской АЭС. Сентябрь: гибель пассажирского судна «Адмирал Нахимов». Октябрь: потеря атомной подводной лодки К-219 в Саргассовом море.

Политбюро не успевает принять решения о принятых мерах по одной катастрофе, как тут же следует другая. Словно злой рок преследовал огромную страну.

6 октября рассматривали ситуацию с подлодкой[194].

После взрыва на ее борту субмарину пытались отбуксировать, однако по какой-то причине именно этим утром буксировочный трос лопнул, лодка затонула на глубине более пяти тысяч метров. Четыре члена экипажа погибли сразу, еще четверо скончались от полученных ранений.

Члены ПБ озабочены тем, как подавать миру информацию об этом ЧП. Еще не остыли страсти по Чернобылю, а тут новая опасность радиоактивного заражения. Горбачев предлагает дать определенный отчет американцам, МАГАТЭ и ТАСС, проинформировать руководителей соцстран. В этих релизах надо обязательно упомянуть, что, по заключению специалистов, ядерный взрыв исключен.

— В то же время, — оговаривается Михаил Сергеевич, — специалистами допускается возможность распространения радиоактивности на больших глубинах.

— Но нужно добавить, что оно не будет носить опасных размеров, — уточняет Громыко.

Горбачев редактирует самого себя:

— А возможно, следует сказать в более общей форме: «Специалисты изучают последствия гибели лодки».

— Это лучше, — соглашается премьер Рыжков.

Громыко, помня о том щекотливом положении, в котором оказался СССР после молчания по поводу сбитого корейского пассажирского самолета, предлагает:

— И обязательно нужно дать информацию по линии ТАСС, чтобы о гибели лодки знали наши люди.

Дальше заслушивают подробный доклад В. Н. Чернавина — главкома ВМФ, заместителя министра обороны. Он рассказывает о том, как после взрыва и пожара боролись за живучесть лодки, пытается объяснить, отчего она затонула, хотя полной ясности у адмирала нет. Опять возникает тема радиоактивного заражения:

— Специалисты по головной части говорят, что ядерного взрыва не будет. При определенных обстоятельствах могут сработать сорок килограммов тротила, но это опять-таки не приведет к взрыву. Плутоний рассеется и пойдет на дно. Что касается зарядов [видимо, имеются в виду ядерные боеголовки ракет. — В. С.], то они находятся в металлическом шаре. После того, как он ляжет на дно, начнется процесс коррозии, который приведет к распространению радиоактивности. Но она будет носить ограниченный характер и не выйдет на поверхность. По времени это длительный процесс.

— А что станет с реактором? — спрашивает Горбачев.

Маслюков, зампред Совмина:

— Будет тоже проходить коррозия, но она длится медленно, десятки лет.

Долго обсуждают опасность попадания к американцам секретных перфокарт, на которые нанесены цели для пуска ракет. Думают, как быть в том случае, если Штаты захотят поднять лодку на поверхность, чтобы узнать все ее секреты. Чернавин успокаивает членов ПБ: лодка старой конструкции и, кроме перфокарт, никакого интереса для американцев не представляет[195].

Яковлев как секретарь ЦК тоже принимает участие в этом заседании, но молчит. О чем он думает, слушая сегодня этот разговор, а прежде участвуя в обсуждении последствий катастрофы в Чернобыле, гибели «Нахимова»? Возможно, о том, что в Стране Советов многое прогнило и нужен не косметический ремонт системы, а крупные перемены. Очень крупные.

Глава 6. Не могли поступиться принципами

В один из осенних дней 1987 года член Политбюро Егор Лигачев попросил своего помощника в приемной ни с кем его не соединять, а возможных посетителей предупредить, что секретарь ЦК занят и просил не беспокоить. После чего Лигачев надолго уединился в своем кабинете вдвоем с другим членом Политбюро Александром Яковлевым.

Оба знали, что разговор предстоит серьезный, оба давно готовились к нему. Слишком много между ними накопилось взаимных обид, недоговоренностей, трудных вопросов. Настала пора объясниться.

Да и генеральный уже не раз советовал и тому, и другому: вы там повстречайтесь с глазу на глаз, поговорите по-мужски, снимите ненужное напряжение, ведь одно большое дело делаем, ссориться ни к чему.

Вот и повстречались. Сели друг напротив друга за приставным столиком, Лигачев предложил чай, придвинул Яковлеву вазочку с печеньем. Гость рассеянно повертел в пальцах конфету.

И первым пошел в атаку:

— Егор, скажи, ты почему не одернул этих… которые ринулись на меня с критикой за статью «Против антиисторизма»?

А как раз в те дни некоторые СМИ вдруг вспомнили ту давнюю яковлевскую публикацию 1972 года, стали писать о том, что она тогда вызвала негодование у Шолохова и других «патриотически настроенных русских писателей», что автор в этой статье обвинял крестьянство в патриархальщине, допустил целый ряд других идеологических «проколов». И делали вывод: может ли человек с такими взглядами руководить сегодня перестроечными процессами, быть рядом с генсеком?

Секретарь ЦК КПСС Е. К. Лигачев во время выступления в Ростове-на-Дону. 24 декабря 1988. [ТАСС]

Егор Кузьмич помешал ложечкой чай в стакане с подстаканником. Понимая, что яковлевский вопрос означает всего лишь разминку, а главный разговор еще впереди, миролюбиво ответил:

— Так я ведь не читал твоей статьи. А если читал, то за давностью времени запамятовал, о чем она.

— Напрасно, — протянул Александр Николаевич. — Она и сейчас не потеряла своей важности. Даже, может быть, сегодня еще больше к месту. Ты при случае посмотри. Думаю, ты должен поддержать меня. Нападают на меня незаслуженно.

— Прочту — это я тебе обещаю. Но ведь если ты завел речь о нападках СМИ, то этим нападкам подвергаешься не только ты. Куда больнее они жалят других партийных работников, зачастую — вполне честных и порядочных людей. Пресса распустилась. В угоду сенсационности журналисты чернят нашу историю, передергивают факты, часто откровенно врут. И давай, Александр Николаевич, начистоту: это происходит с твоего ведома. Ты сегодня у этих враждебно настроенных редакторов главный защитник.

Яковлев вовсе не удивился такому резкому повороту в разговоре, он был явно готов к нему. Стал спокойно, не повышая голоса, говорить о том, что гласность — это сейчас одно из самых больших и очевидных завоеваний перестройки, что в нашей истории накопилось слишком много «скелетов в шкафах», что людям по душе