— Ну, и конечно, ты хочешь, чтобы я это дело предотвратил. Ради Сына Вдовы, Марк?

— Что?

— Кто Сын Вдовы?

— О чем ты… А, понятно. — Мирддин заговорщицки обернулся, огляделся по сторонам и протянул Питеру морщинистую руку. Они обменялись рукопожатием, и Мирддин изобразил положенный масонский знак. Наклонился, шепнул Питеру на ухо:

— На этой ступени я призван ответить тебе, что Сын Вдовы — это Хирам Абифф, тот царь, что выстроил храм Соломона.

«Проклятие, — думал Питер. — Если бы Мирддин не знал ответа — и думать было бы нечего. Он Селли Корвин, и дело с концом». Но при знании ответа вопрос оставался вопросом. В конце концов Питер и сам узнал о масонских знаках и обрядах исключительно путем ознакомления с соответствующей литературой. Точно так же о них могла проведать и Селли. Может, она подставная масонка, а может, ее папаша — тайный масон. А может, Бланделл по пьяной лавочке много о чем протрепался, лежа с Селли на одной подушке.

Настала пора действовать. Пришел ненавистный миг:

Питер должен был исполнить то, что умел делать лучше всех, но это было ему нестерпимо: дать змее совершить бросок, но вовремя перехватить ее за шею.

— Веди, Макдуфф, — распорядился Питер.

Как только они вышли из шатра, Мирддин проворчал:

— Там было «живи», а не «веди». Ты разве в школе не учился, Питер?

Питер скрипнул зубами. Еще одна утраченная возможность. Либо Мирддин — это Бланделл, либо Селли лучше подкована в классике, нежели он ожидал. Ночь была холодна.

— Где твоя лошадь? Мирддин пожал плечами.

— У меня нет лошади. Этот парень, Гвин, посадил меня позади седла на своего коня. Я с тобой поеду.

«Черта с два ты поедешь со мной!» — хотел было ответить Питер, но вовремя спохватился. «Играй, играй свою роль, — подумал он. — Не сбивайся». «Если ты считаешь, что это Марк, то с какой стати тебе возражать против его компании?» Питер сглотнул слюну и велел конюшему подвести Эпонимуса.

«Стало быть, вот такой у меня план, да? Ехать к черту на рога по безлюдной пустоши с Мирддином за спиной, и дать ему полную возможность порезвиться на славу и воткнуть мне кинжал между лопаток?» Конюший подвел к Питеру здоровенного боевого жеребца, уже оседланного на такой случай, оставалось только подтянуть подпруги. Конюший сделал это, а затем опустился на четвереньки, превратившись в живую табуретку. Питер смущенно наступил на спину юноши и прыгнул в седло. Грум-легионер передал ему поводья.

Мирддин растерялся. Вид у него был крайне озабоченный. Питер протянул руку, и чародей неуверенно ступил на спину парнишки-конюшего, после чего поспешно вскарабкался на круп Эпонимуса и уселся позади Питера.

Раб встал и низко поклонился.

Питер повел коня по пустоши в сторону лагеря Артуса. Густой туман застилал землю, клубился у копыт Эпонимуса, качался вокруг океанскими волнами. Небо заволокло тучами. Звезд видно не было, и только тусклое пятно обозначало полную луну, клонившуюся к закату. До зари оставалось совсем немного времени. Питер бы сразу заблудился в тумане, но Эпонимус знал дорогу.

Мирддин молчал, он только цепко держался, обхватив Питера за пояс, а Питер старался свести их телесный контакт к минимуму. Мурашки бегали у него по спине вверх и вниз. «Решится она или нет? Если да — то когда?» Сердце его, немного было успокоившееся, снова бешено билось. Он ждал неотвратимого удара клинка.

Он надеялся, что сумеет по движениям Селли догадаться о том, что она сейчас ударит его, и тогда он успеет уклониться и прожить достаточно долго для того, чтобы разделаться с ней.., если Мирддин — это Селли Корвин, и если она не откажется от блестящей возможности избавиться от своего заклятого врага.

Эпонимус шел быстрой рысью, а время, казалось, ползло медленно. Питер в уме твердил «Отче Наш» и «Богородице, Дево, Радуйся!» — те молитвы, что помнил со времен катехизации. Дважды он поймал себя на том, что вытаскивает из чехла боевой топор… «У кого бродят мысли об убийстве — у меня или у Ланселота?» — гадал Питер.

От тумана промокла одежда Питера, он замерз. Но еще холоднее ему было от того, что за спиной у него сидел Мирддин, от которого исходил адский холод — холод девятого круга Дантова ада. Неужели так бывает — чтобы один человек высасывал из другого все тепло? Питеру казалось, что за спиной у него не живой старик, а дыра, отверстая в бездну, где томятся потерянные души. Хрупкое, бездушное тело» чародея излучало зло.

Питер покачал головой. «Просто я дал волю воображению», — решил он. Согреться возле этого старого шарлатана, конечно, и мечтать было нечего, но все-таки он же не один из жутких старикашек со страниц ужастиков Лавкрафта!

«Старик как старик, самый обыкновенный, и кровь у него течет еле-еле, короче — все нормально», — уговаривал себя Питер.

Но вдруг.., рука Мирддина осторожно скользнула по бедру Питера.

Майор Смит затаил дыхание, гадая, не сбросить ли ему старого склеротика с коня, и немедленно. «Но я должен понять! Я должен узнать наверняка!» Он стиснул зубы, прищурился. Теперь удар мог быть нанесен в любой миг…

Прошла минута, другая… Украдкой покосившись вбок, Питер увидел, что Мирддин, оказывается, всего-навсего обернул руку полой плаща. Но когда друид подал голос, у Питера чуть сердце в пятки не ушло.

— Сюда бы мою старую полярную куртку да сапоги с электроподогревом, — проворчал Мирддин. — У этого старика кровь холодная, как у рыбы.

Питер не удержался от смеха, и смеялся слишком долго — шутка явно того не заслуживала.

— Может, мне стоит завязать с физикой, — продолжал Мирддин, — и попробовать посочинять для «Красного Карлика»?

Питер не понял, о чем речь. Скорее всего — о каком-то телешоу. Питер хранил молчание, а Мирддин остальную часть пути развлекал его болтовней о холограмматике «Феликсе Ангере» и его злоключениях с компьютером-маразматиком.

Но как только Эпонимус оказался на вершине холмистого кряжа, откуда открывался вид на лагерь Артуса, Мирддин крепко сжал плечо Питера. Питер вздрогнул — он этого не ожидал. Он понимал, как рискует. Перехватить удар — задумано, слов нет, неплохо, но ведь это все равно, что опередить звуковую волну летящей пули. Если Мирддин — Селли, и если она захочет, чтобы Питер отправился на тот свет, он туда отправится.

— Пора, — изрек Мирддин. — Ради всех людей доброй воли, и все такое прочее.

Питер пробурчал в ответ что-то неразборчивое, нагнулся к холке коня. Эпонимус послушно перешел в галоп. Питер приподнялся в седле, но скакать в таком положении без стремян было трудно, почти невозможно. Мирддин подпрыгивал у него за спиной, словно теннисный мячик над ракеткой.

Питер остановил коня неподалеку от шатра Артуса. Подбежал мальчишка-раб, взял у Питера поводья. Питер быстро спешился и строго-настрого запретил рабу кому-либо рассказывать об их с Мирддином появлении в лагере, а также попросил по возможности спрятать Эпонимуса от любопытных глаз.