крайней мерой, на которую даже такой человек, как император пойти не готов. Наконец он поступает как настоящий государь. Перекладывать собственный долг ответственность на других — это трусость.

Захочет ли император теперь прислушаться? Узнаем завтра.

Когда Рейнард уезжает, я не могу найти себе места. А если…его действия расценят как очередную угрозу и обвинят в предательстве? И не нужно выдумывать причин, чтобы избавиться от мозолившего глаз герцога. Достаточно обвинить в измене или заговоре, кто из обвинителей будет идти против воли монарха, когда эта воля ничем не ограничена. Никакой системы сдержек и противовесов здесь нет, никто о подобном и не заикается.

Я вздыхаю. Может, стоит посвятить время написанию монографии в области права? Демократия и ее признаки, правовое государство как необходимость, как-то так?

Подумала вот и сама себя рассмешила. При таком раскладе не нужно будет переживать за выходы в свет, меня тупо отменят все дворяне, уж о равенстве с ними-то говорить смысла нет, ну, с большинством так точно.

— Получилось! — раскрасневшийся Рейнард чуть ли не вбегает внутрь поместья.

Времени прошло больше, чем я думала. Он уехал после завтрака и пропустил обед, время уже клонится ужину.

Я нервно встаю с кресла в вестибюле и быстрыми шагами сокращаю, между нами, расстояние.

— Юнис, его величество принял наш законопроект! Я думаю, он в ближайшее время перейдет на официальное рассмотрение!

— Ура! — новости лучше некуда. У меня от сердца отлегло, стоило услышать.

Улыбаюсь в ответ и вздрагиваю от неожиданности, когда смеющийся герцог обнимает меня за талию и приподнимает над полом, кружа в воздухе. Как он рад, любо-дорого смотреть!

Быстро, однако, Доминик согласился, я-то думала, он изволит нос воротить и заставлять делегацию промышленников во главе с Реем пороги дворца оббивать, как непокорная невеста перед сватами. Хотя…у него ведь свои каналы информации, того и гляди, он уже был в курсе намечающегося «прошения-подношения»… Да, скорее всего так и было, подобные телодвижения в обществе не могли мимо императора пройти, особенно с учетом обстановки у нашего соседа.

— Все, отпусти! Рей! У меня голова кружится, — только после последнего предложения меня осторожно ставят на землю.

Рейнард стягивает с головы капюшон плаща. Янтарные глаза сияют.

— Мне нужно тебе кое в чем признаться, — срывается с языка раньше, чем восстанавливается связь между мозгом и ртом.

У Рейнарда на лице появляется вопросительное выражение. Читаю его как книгу, и когда только успела стать такой проницательной? Он думает о том, что же такого мне нужно ему сказать, что я не могу это произнести сейчас.

Протягиваю руку и накрываю ладонью его глаза:

— Не смотри так.

— Как?

— Я вижу, что ты там себе напридумывал по одному лишь твоему взгляду.

Чувственные губы растягиваются в ухмылке. Даже с закрытыми глазами его самодовольство никуда не девается.

Человек может ко всему привыкнуть. Вот и я, кажется, успела привыкнуть к этой наглой самоуверенности. Она уже не раздражает, а забавляет. И когда только во мне произошло столько перемен? И благодаря кому?

Ушла с передовой политических дел с дворцом, да и шума среди бизнес-элиты больше не поднимаю. Не могу сказать, что скучаю по загруженным денькам, это были неплохие, с точки зрения настоящего на события прошлого, полные бесконечных дел, непредсказуемых ситуаций с ненормированным рабочим графиком мгновения.

Из-за размышлений о том, стоит ли говорить Рею о том, что этот мир для меня изначально был книгой, или не стоит; догадок о том, что будет, когда он узнает, мыслей как вообще стоит начать разговор и как его закончить, думать о чем-то другом я могу с трудом.

Когда это пройдет, каким бы ни был итог, придет новый день и новое дело, которым я смогу себя занять.

Может, в парламент избраться, когда его реформируют, ведь назначат новый состав? Мало понятно, каким образом туда будут сажать кандидатов, вряд ли до выборов в земном понимании сейчас дойдет, но попытаться можно будет.

Женщина, хотя бы даже одна, но в таком органе нужна обязательно. Кому еще защищать права прекрасной половины населения? Шовинистов и абьюзеров в империи и искать не надо далеко ходить. Наполеоновские планы, ладно, время покажет. Хорошо уже, что запахло реформами, а не дымом пожаров от костров революции.

— Юнис, мое лицо настолько привлекательное, что ты продолжаешь восхищаться, а глаза мне закрыла, потому что стесняешься?

Ой. Я вообще ушла в размышления о феминизме и о том, как тут дать ему начало, а о нем что-то позабыла.

— А ты такой послушный, что покорно позволяешь творить с собой, что захочется? — дразню я, по-прежнему закрывая ладонью ему глаза.

Как-то легче вот так вот вести с супругом беседу.

В переносном смысле, вообще рука уже затекает держать ее так долго в неестественном положении, разница-то в росте у нас приличная, приходится тянуться и конечность тоже вытягивать вверх.

— Ну ты же такая маленькая, такая пугливая, прямо как котенок. Вот и приходится осторожничать.

Я заметила. Так и сдувает пылинки с меня последнее время.

— Не котенок, а хищница. Укротительница! Между прочим, даже льва я приручила, — звучу гордо.

Не без фокусов, но кто об этом знает? Одна из тайн империи — как удалось герцогине Эккарт войти в вольер к дикому зверю и выйти из него целой и невредимой. Помимо меня только Алфи да Жозефина и в курсе. Ей какие только деньги не сулили, молчит как партизанка, газетчикам остается что строить версии одна изощренней другой.

Немного поразмыслив над поведением Рея с того самого ужина в ресторане, спрашиваю просто:

— Ты так сильно из-за меня переживаешь?

— Очень. Когда ты плачешь, я напуган. Когда улыбаешься, и когда злишься, когда молчишь, и когда говоришь — тоже. Когда в очередной раз делаешь что-то сумасшедшее, да и вообще, когда ничего не делаешь, мое сердце бьется как сумасшедшее… Я напуган, что ты так сильно волнуешь меня, я боюсь, что ты можешь однажды просто исчезнуть…Я переживаю, что ты будешь грустить, ведь ты думаешь о себе в последнюю очередь. Твои переживания и чувства, я хочу разделить их с тобой…

Я убираю руку.

— Рей, я…

29

— Вот вы где! — появляется из коридора, ведущего в кухню, Фелисия. — Как все прошло, Рей?

Я выдыхаю, пока герцог пересказывает итоги встречи во дворце сестре, периодически бросая в мою сторону любопытные взгляды. Его слова не могли не тронуть что-то во мне. Как и до этого, он не клялся в любви, но это и не нужно, чтобы его чувства достигли моего сердца…

Кажется, я