Александр Андреевич был едва ли не главным распорядителем всего путешествия. Основной силой был, конечно, Потёмкин, но любая мелочь касалась Безбородко. Он привёз в Канев польского короля Станислава Понятовского, он присутствовал на всех встречах императрицы с Иосифом Вторым и обсуждал с ним все пункты союзного договора Австрии и России. И большая часть указов, подписанных рукой Екатерины за время полугодового путешествия, была писана рукой самого Безбородко.

Даже Завадовский писал графу Семёну Романовичу Воронцову:

«Князь Потёмкин верховный в делах. Граф Александр Андреевич по нём и в услугах его. Я называю две силы, всё двигающие...»

Екатерина являла всё новые милости своему фактотуму. Она заехала к нему в гости в слободу Анновку, а потом подарила в Москве дом бывшего канцлера графа Бестужева-Рюмина. Дом был уже старый, и императрица приказала перестроить его по указанному Безбородко плану на казённый счёт.

Но международные дела, которыми ведал Безбородко, становились всё тревожнее и тревожнее. Пруссия строила козни, стравливая Россию с кем только возможно, Франция и Англия вооружались, а Турция прямо готовилась к войне с Россией. Во всяком случае, Безбородко прекрасно понимал, что такое вызывающее путешествие Екатерины в Крым не может не кончиться войной...

Война уже закончилась, Потёмкин умер, и теперь Безбородко представлял Россию на Ясской конференции, где решалась судьба завоеваний северной страны.

Безбородко изворачивался, как мог: задавал пиры, подобные потёмкинским, приглашая участников переговоров на них, заваливал турецких переговорщиков драгоценными подарками и бриллиантами. Но турецкие уполномоченные были неподатливы, потому что чувствовали поддержку Франции и Польши, а также Швеции.

Ничего не мог добиться Безбородко на этой конференции. Кровопролитная жестокая война теперь обратилась в пустое дело. Единственное достижение — державы Европы согласились признать за Россией присоединение Крыма и прикубанских степей. Но это уже не нужно было стране, она завоевала это признание и без кровавой войны.

Словом, ничего не мог выторговать Безбородко на переговорах в Яссах. Только и всего, что мир был заключён.

В самом радужном настроении возвращался Александр Андреевич Безбородко из Ясс в Петербург. Не замечал сломанной оси в своём поезде, терпеливо ждал на остановках продолжения пути, не обращал внимания на мокрядь и хмарь начинающейся весны, даже со своими одалисками разговаривал оживлённо и доброжелательно. Они сопровождали его в эту далёкую даль, развлекали и веселили его, и теперь после всех хлопот, после интриг и заигрываний с иностранными послами, присутствовавшими на переговорах, он отдыхал душой, весь растворяясь в ожидании своего нового триумфа. Безбородко вёз уже второй мирный договор, заключённый всецело им, советами и указаниями императрицы доведённый до окончательной редакции. Он до сих пор помнил наизусть статьи Верельского мира, которые он сочинял под конец шведской войны:

«1. Чтобы мир, спокойствие, доброе согласие, и дружба пребывали вечно на твёрдой земле и на водах, и потому все действия всех прекращены быть имеют.

2. Границы обеих держав имеют навсегда остаться, как оные, по силе Абовского договора — по разрыву до начала настоящей войны были.

3. Вследствие того войска долженствуют выведены быть каждою из воюющих держав, буде имеются в стороне другой, в полагаемый тому срок.

4. Пленники разменяны и отпущены должны быть без выкупа и расчёта за их содержание, а каждый только свои собственные долги частным людям заплатить обязан.

5. Артикул Абовского договора о салюте между кораблями и судами взаимными свято исполняем быть должен.

6. Ратификации государские в течение двух недель, или скорее, разменяны должны быть».

Безбородко писал этот договор даже не под диктовку Екатерины — теперь, став дипломатом, он прекрасно знал язык международных трактатов.

Да, Верельский мир был заключён именно им. И этот, Ясский мир тоже дело его рук. И он безмерно гордился тем, что преодолел все препятствия, все препоны и везёт государыне свиток договора с печатями и подписями турецких уполномоченных. Ещё будут ратифицировать его, ещё и Турция пришлёт подписанный султаном пакт, но дело сделано, война окончена, мир заключён.

Две войны сразу — на севере и на юге. И в окончании обеих он, Безбородко, принимал такое деятельное участие.

Впрочем, были и за ним промашки. Две записки Безбородко, поданные им императрице, заключали в себе мысль, что заключить мир с Швецией и Турцией возможно только при посредстве прусского короля. Причиной этого было бедственное положение России, о котором он и говорил Екатерине.

«Наш интерес теперь в том состоит, — писал он, — чтобы сделать мир хотя несколько честный, ибо уже много лет нельзя продолжать войну. От неурожая хлебного и от возвышения цен и от худой экономии в войсках так возросли расходы, что нам нынешний год на войну станет с лишком тридцать миллионов и, чтобы быть в состоянии протянуть будущую кампанию, дошло дело до наложения новых податей...»

Екатерина возмутилась. Она терпеть не могла прусского короля, и у неё были свои причины не звать его в посредники, а кроме того, сразу же открылось через агентов, что Пруссия предложила Турции оборонительный союз с гарантией целостности её владений за Дунаем и готова была выступить против России, пока Порта не вернёт все отвоёванные у неё русскими войсками земли, да предложила ещё присоединить к заключению мирного договора Польшу и Швецию.

Безбородко притих, не говорил больше о Берлине, но затеял приблизить Англию, заключив с нею трактаты. Но и эта его придумка потерпела неудачу.

Зато двумя своими мирными договорами Безбородко сразу поднял свой престиж и сейчас думал только о том, что дорога ему теперь открыта, не заслоняет её такой великан, как Потёмкин, у которого приходилось спрашивать совета по любому поводу. Безбородко склонялся перед могуществом светлейшего, но тихо радовался, что отныне его дела по Коллегии иностранных дел не может оспаривать никто, кроме самой императрицы.

Заключив Верельский мир, Безбородко с ехидцей указывал на турецкую войну:

— Мы своё кончили, пусть князь Потёмкин своё кончит...

А вот и оказалось, что за князя Потёмкина пришлось кончать дело миром с Турцией самому Безбородко.

Описывая торжество по случаю завершения шведской войны и награды ему за труды по ней, он испытывал чрезвычайную радость:

«Милость, мне тут сделанная, тем знаменитее, что никто почти из генералов-поручиков в генерал-аншефский чин не поступал менее двенадцати или пятнадцати лет, вместо того, что я получаю оный, быв в прежнем только пять с половиною лет, приобретая над многими старшинство и вступая, так сказать, уже на последнюю ступень статской службы. При том ласкательна была для меня честь, что из всех министров совета трое нас только были, которых имена читаны в росписи публично, с трона, в день большой аудиенции, а именно: граф Иван Григорьевич Чернышев, получивший тут крест и звезду бриллиантовые ордена Святого Андрея Первозванного, Николай Иванович Салтыков, пожалованный графом, и я. Прочие наши сотоварищи получили от её величества, по возвращении уже во внутренние покои, табакерки богатые с портретами».