если язык должен быть прост, он в итоге оказался так сложен? Потому, пишут Кристиансен и Чейтер, что легкость передачи — не единственное свойство, необходимое для полноценного функционирования языка, он должен удовлетворять множеству различных условий, например обладать достаточно богатыми выразительными возможностями. Кроме того, не исключено, что при развитии языка, как и в ходе биологической эволюции, сложность[81] неизбежно возникает сама в условиях слабости естественного отбора{1128}, а поскольку люди достаточно умны и способны угадывать коммуникативное намерение собеседника, отбор оказывается слабым: жесткой отбраковки языковых сложностей не происходит.

Недавно такая возможность — эволюция языка как приспособление к устройству мозга — была показана на компьютерной модели{1129}.

Многие авторы понимают, что язык — это явление прежде всего социальное{1130}, он возникает не у одиночно живущих особей, а у общественных животных — приматов. Но если у одних он предстает как средство самозащиты для индивидов, вынужденных жить в коллективе, то другие рассматривают его как средство групповых взаимодействий, организующее жизнь социума в целом или по крайней мере пар общающихся особей.

Например, психолингвист Ник Энфилд в своем отклике на статью Кристиансена и Чейтера{1131} отмечает, что для понимания языка необходимо учитывать взаимодействия между людьми — ведь язык может распространяться только через общение, представляющее собой не передачу всей системы сразу и целиком, а обмен отдельными высказываниями. Разговор, как и другие социальные взаимодействия людей, представляет собой цепочку попеременных действий каждого участника, так что действие одного влечет ответное действие другого. Такая система обращения с языком дает возможность сразу видеть сбои в формулировках или в понимании и сразу их исправлять, что позволяет языку при любых изменениях сохранять хорошую пригодность для коммуникации.

Эффективность языка как средства коммуникации демонстрируется в работах Терри Регира и его коллег{1132}. На примерах цветообозначений и терминов родства они показывают, что существующие языки имеют близкое к оптимальному соотношение сложности (количества терминов в соответствующей подсистеме) и эффективности (возможности для слушающего угадать, какое значение имел в виду говорящий).

Есть некоторые данные (полученные на основании анализа 10 индоевропейских языков Европы) в пользу того, что длина слова в большей степени зависит от его информативности, чем от его частотности{1134}. Это связано с тем, что люди имеют тенденцию произносить более предсказуемые слова более быстро и менее четко, и даже внутри слова более предсказуемые части оказываются в большей степени подвержены редукции{1135}.

Наиболее известной из гипотез, связывающих происхождение языка с его ролью в социуме, является выдвинутая эволюционным психологом и антропологом Робином Данбаром гипотеза груминга{1136}. Данбар заметил, что размеры коры головного мозга коррелируют с размерами групп, характерными для соответствующего вида; в то же время чем больше число особей в группе, тем больше времени им приходится затрачивать на специальные действия, направленные на снятие социальной напряженности, поддержание внутригрупповой сплоченности, установление партнерских отношений (у приматов это прежде всего груминг).

Эволюция человека связана с ростом мозга: если мозг австралопитека составлял около 470 см{3}, то объем мозга Homo habilis уже был в среднем 570 см{3}, мозг архантропа имел объем около 1000 см{3}, для неоантропа же среднее значение — около 1350–1400 см{3} (см. гл. 4). Если выведенная Данбаром закономерность верна, то, видимо, размер групп, характерный для гоминид, в ходе эволюции увеличивался, а значит, увеличивалось и время, которое необходимо было затрачивать на груминг. Но время, затрачиваемое на груминг, не может расти беспредельно, поскольку не может бесконечно уменьшаться время, необходимое для другой активности. Соответственно, должно было появиться средство, пригодное для гармонизации социальных отношений, но требующее меньших временных затрат. Таким средством, по мнению Данбара, и стал язык. Он же превратился в один из инструментов идентификации группы, и именно этим объясняется наблюдаемое разнообразие языков.

Однако такая гипотеза бессильна объяснить наличие в языке, к примеру, фонологии или сложного синтаксиса (да и многого другого{1137}).

Действительно, средство для снятия социальной напряженности при помощи голоса могло бы быть и не таким затратным, как членораздельная речь, — для этого вполне хватило бы нечленораздельной речи (с богатым варьированием интонаций) или пения{1139} (важная роль пения для объединения людей признается в более поздних публикациях Данбара{1140}). Да и возможность составлять синтаксические конструкции с согласованием, падежным маркированием, структурой составляющих и т. д. для гармонизации социальных отношений едва ли особенно необходима.

Таким образом, для объяснения того, как возникли наиболее существенные характеристики языка, гипотеза Данбара как минимум недостаточна. Кроме того, размер группы определяется не только объемом мозга: на него накладывают ограничения и тип питания, и пресс со стороны хищников, и конкуренция с другими группами — это можно наблюдать и на примере обезьян, и на примере людей, живущих охотой и собирательством{1141}. Скорее всего — исходя из существовавших в те времена в Африке экологических условий — предки человека жили группами в пределах от 35 до 75 особей{1142} (по другим оценкам, от 20 до 50), а такого размера группы встречаются и у современных обезьян, которые могут поддерживать отношения в социуме, не используя языка.

Вообще, по данным археологов, группы размером более сотни человек появились у человека сравнительно недавно: еще 40 тыс. лет назад все люди жили родовыми общинами, насчитывавшими от 5 до 80 человек, все или почти все из которых были связаны между собой кровными или брачными узами{1143}. Иное дело, что язык (в отличие от груминга) дает возможность развивать не только групповую, но и межгрупповую кооперацию, так что человек, оказавшийся на территории другой общины, может во многих случаях рассчитывать на теплый прием, разные общины могут вместе отмечать ритуальные праздники, обмениваться невестами (что очень полезно, когда внешние условия нестабильны и, соответственно, лучшим половым партнером является партнер генетически далекий, см. гл. 6) и т. п.{1144}

Стоит отметить, что среди ныне существующих приматов наибольшее время на груминг тратят гелады — и они же известны наиболее сложным групповым поведением: семьи, состоящие из самца, его самок (до дюжины) и их потомства, объединяются в союзы (более 20 семей; в них же могут включаться холостяцкие группы численностью до полутора десятков самцов каждая), а иногда семьи (даже из разных союзов) могут образовывать