– Да, ваша милость.

Он пнул меня сапогом, проезжая мимо. Я приказал себе не обращать внимания на такие вещи, и через четверть часа уже стоял у двери кухни Дома Мараг.

– Мне приказано спросить Хаззира, – сказал я розовощекой прислужнице.

– Хаззира?

– Я должен поговорить с ним по срочному делу.

– Срочному? – Она повторяла слова, как эхо в храме Галадона.

– Очень срочному. – Я старался сохранять спокойствие. – Я должен передать ему письмо и вернуться к хозяину, прежде чем он станет выражать недовольство моим отсутствием. Пожалуйста, поспеши.

– А, ладно, хорошо. – Она почесала затылок. – Я схожу за ним. Таких, как ты, в дом не пускают. – Она засопела и посмотрела на мои ноги, прежде чем закрыть дверь перед моим носом. Вряд ли она станет спешить. Я уселся на пороге и начал вспоминать двадцать шесть признаков, позволяющих Ловцу выявить демона и найти его жертву. Отвращение к воде… Непроизвольные кровотечения… Пристрастие к соли… Расширенные зрачки… Я дошел до двадцать первого, когда дверь открылась и худощавый человек с темной кудрявой бородой едва не наступил на меня.

– Ой! – Он отступил назад, я встал и поклонился. – Я Хаззир. Кто спрашивал меня?

– Я принес важное письмо от того, кто известен как «иностранец, друг госпожи». Мне сказали, что вы передадите его. – Темные умные глаза этого человека изучали мое лицо.

– Именно так. Я должен передать подобное письмо по назначению.

Я протянул ему бумагу:

– Тот, кто послал его, подчеркивал особую его важность и необходимость соблюдения тайны.

– Не беспокойся. Могу я сделать для тебя что-нибудь еще? Мне было велено оказывать всяческое содействие гонцу…

– Благодарю вас, господин, нет. Единственное, что мне необходимо, – успешно выйти из города, прежде чем закроют ворота.

– Увы, в этом я не могу тебе помочь. Все знают, что Дом Мараг не держит рабов. Если тебя будут провожать наши люди, это привлечет к тебе всеобщее внимание. А именно этого, как я понимаю, ты не хочешь.

Я и не надеялся.

– Что ж, тогда мне пора.

– Только письмо?

– Передайте еще, что «он взрослеет».

Человек улыбнулся:

– Я передам. Пусть рука Атоса защитит тебя, добрый вестник.

Я поклонился и поспешил прочь тем же путем, которым пришел, пробираясь по темным сторонам улиц, пока не увидел перед собой городские ворота. Но тут из таверны вывалились несколько человек. Пятеро здоровых парней размахивали ножами, от них разило прокисшим пивом. Я оказался прямо в центре драки. Вокруг меня мелькали сжатые кулаки и блестящие лезвия. Я лишь надеялся, что и парни, и зрители, глазеющие на потасовку, были достаточно пьяны, чтобы не заметить, что рука, обезоружившая троих и переломавшая немало пальцев, принадлежала рабу. Я ткнул пальцами в налитые кровью глаза одного из пьяниц, выскочил из свалки и бросился в переулок…

Пробираясь по улице между мастерских, я решил, что мне повезло. Теперь нужно было спрятаться за коновязью неподалеку от башен городских ворот. А потом выждать. Никто не выезжал из ворот. Только въезжали. Подошли шестеро воинов следующей стражи. Когда они сменятся, ворота запрут.

В последние несколько минут в ворота ввалилась целая толпа частуйян. Частуйяне были кочевым племенем, торговавшим вьючными животными, потомками которых считали себя. Куда бы они ни ехали, всегда тащили с собой своих жен (три-четыре у каждого взрослого мужчины), детей, бабушек, дедушек и кузенов, шатры и повозки и, разумеется, свои стада. Им не нужны были прочные стены и крыша. Если они приходили на рынок, то тут же разбивали свои яркие шатры прямо посреди города.

Суматоха, которую вызвал их приезд, показалась мне наиболее подходящим моментом. Я перебежал из своего укрытия и вмешался в галдящую толпу, оказавшись среди блеющего стада часту, щелкающих кнутами погонщиков, вереницы женщин и детей, нагруженных тяжелыми корзинами с их скарбом. Частуйяне никогда не обременяли поклажей своих животных, – в конце концов, те считались их старшими родичами. Они просто продавали их другим людям, тем, которые не были с ними в родстве, и могли поступать с животными по собственному усмотрению. Я проталкивался через толпу, делая все, чтобы не попасться никому на глаза и не позволить снова затащить меня в город вместе с людским потоком.

Я уже был под массивной гранитной аркой ворот, когда мое везение кончилось. Аркан опустился на мою шею и отшвырнул обратно в толпу. Я делал все, чтобы не упасть и ослабить при этом петлю, не обращая внимания на сердитые голоса женщин, крики часту и пихающий меня в бок угол повозки. Но я не смог сопротивляться, меня протащили, полузадохнувшегося, через все стадо под повозками кочевников. Я обхватил голову руками и свернулся в клубок. Петля ослабла только тогда, когда я оказался стоящим под желтым светом шипящего факела.

– Похоже, я поймал беглого, – раздался гнусный голос над моей головой. – Видел, как он крадется по переулкам, выжидая момент. Сейчас за беглых дают большую награду.

Я судорожно глотнул воздух. Сейчас мне некогда было думать о возможных последствиях сопротивления. Я не мог позволить схватить себя. Ни в коем случае. В тот миг, когда кто-то пнул меня в бок, снова заставив хватать ртом воздух, я прошептал заклинание, рвущее веревки. Второй пинок пришелся в спину. Я размазал по правой половине лица вонючую грязь, чтобы скрыть королевское клеймо. Когда следующий удар башмака повалил меня на землю, веревка лопнула. Я вскочил на ноги, таща за собой бьющий меня башмак и его владельца.

Вокруг меня стояли три ухмыляющихся стражника и какой-то бородатый человек, который не был воином. Все они были вооружены. Двоих я уложу. Возможно, троих. Но четвертый уже некстати, а если еще подоспеет и пятый…

Я развернулся и выбил нож у бородатого, который попытался замахнуться им на меня. Услышав звон упавшего лезвия, я сломал нападавшему руку. Это меня воодушевило, ведь именно он накинул на меня петлю. Думать было нельзя. Я должен был двигаться, используя свои инстинкты, которые всегда срабатывают быстрее, чем мысль. Что ж, я так и поступил.

Уворачиваясь от ножей и мечей и работая руками и ногами, я лихорадочно вспоминал заклинания. Мне приходили на ум только самые простые из тех, что я цитировал Катрин, но я заставил одного из нападавших упасть на колени и расстаться с содержимым его желудка и убедил еще одного, что к нему в штаны заползла змея. Если бы у меня в руках оказалось оружие одного из них, если бы им на помощь не кинулись еще трое, все было бы по-другому… Но я все-таки оказался лежащим лицом в грязи, с цепями, прикованными к моим браслетам, под ударами кулаков и ног озверевших стражников, убедивших меня в том, что гораздо приятнее иметь дело с демонами, чем с солдатами, которых только что выставили на посмешище перед лицом их товарищей.

Рядом с городскими воротами всегда была тюрьма. Туда сажали контрабандистов, воров, пытавшихся обчистить путешественников, пойманных преступников, а иногда и зажиточных иностранцев, которые могли заплатить за себя выкуп. Беглые рабы были такой редкостью, что стражники не очень хорошо понимали, что со мной делать, они сочли только, что необходимо причинить мне что-нибудь особенно скверное. Поэтому пропустили сковывающие меня цепи над балкой под потолком и подтянули меня вверх так, что я стоял на полу, едва касаясь его пальцами ног. Остаток ночи они провели, можно сказать, выражая мне свое неудовольствие за их унижение. Я постарался заснуть, но их голоса все время напоминали о том, где я нахожусь. Эти мужланы получали немалое удовольствие, обсуждая, какую именно ногу судья предложит отсечь утром, потом они принесли тяжелую заляпанную кровью скамью и широкий топор, положив его так, чтобы он все время мозолил мне глаза. Позже, ближе к утру, я выбрал момент, когда все ушли, подтянулся на цепях и попробовал ногами проделать дыру в крыше, но старые дубовые балки оказались слишком прочными. Через некоторое время стражники вернулись и снова напомнили мне, что нескольким из них я сломал кости. Пришлось на время оставить свои попытки. Я должен был выйти отсюда, но не мог заставить цепи раствориться, по крайней мере в нынешнем своем состоянии, когда всех моих сил едва бы хватило, чтобы просто выйти из города. Мелидда помогала лишь несколько расширить рамки законов природы, а не отменить их вовсе. Я мог только изменить режим горения огня, заставив его стать сильнее или тише, но не мог заставить огонь появиться ниоткуда.