На затылке и спине слева были видны заживающие ссадины, под которыми были глубокие ушибы, типичные для падения на спину.

Внешняя холмистая поверхность мозга стала более гладкой, словно ее накрыло ледником. Именно такую картину ожидаешь увидеть у человека, в чьем теле поддерживали жизнь, в то время как его мозг был лишен доступа кислорода. Между тем я не нашел никаких признаков кровоизлияния ни на поверхности мозга, ни глубоко внутри.

Не считая этого, мистер Адебьо был во всех отношениях здоровым 79-летним мужчиной, кроме одного. Речь идет о левой передней нисходящей коронарной артерии, одной из трех, наиболее всего подверженных закупорке: в одном месте атеросклеротические бляшки закрывали просвет на 90 %, а поверх них я обнаружил кровяной сгусток. Тромб. Это был классический тромбоз коронарной артерии, вызванный атеросклерозом. Этот участок сердечной мышцы внезапно лишился доступа кислорода, когда образовался тромб, что почти наверняка объясняло упомянутое в его медкарте нарушение сердечного ритма.

Помимо этого, я обнаружил свежий перелом ребра. Но в этом не было ничего криминального: переломы ребер вполне ожидаемы, когда полицейские или медики отчаянно пытаются спасти человеку жизнь.

Я согласился с неврологами, что повреждения мозга были вызваны не ударом или падением, а дефицитом кислорода, спровоцированным остановкой сердца у мистера Адебьо. Вероятно, формально он в конечном счете умер от повреждений мозга, но закупорка коронарной артерии вызвала инфаркт миокарда, иначе известный как сердечный приступ, который привел к остановке сердца. Это стало первым звеном в цепочке событий, приведшим к его смерти.

Таким образом, вопрос не в том, что произошло, а когда. Мне удалось установить, что инфаркт случился практически ровно за пять дней до его окончательной смерти — другими словами, в день нападения.

То, что сердечный приступ пришелся примерно на момент ссоры, позволило прокуратуре выдвинуть обвинения в убийстве. Поскольку я провел первое вскрытие тела мистера Адебьо и был нанят полицией, я оказался в суде в качестве экспертного свидетеля обвинения. Я ожидал жесткого перекрестного допроса, поэтому планировал изложить свою точку зрения по делу заранее, во время первоначального допроса адвокатом обвинения. В соответствии с английским законодательством состояние здоровья жертвы на момент нападения значения не имеет, но порой адвокаты защиты все равно пытаются, причем иногда успешно, растоптать это правило. Согласно моему опыту в подобных судебных разбирательствах, чем больше времени прошло между потерей сознания и смертью, тем меньше шансов добиться обвинительного приговора. В этом же случае прошло целых пять дней, так что борьба обещала быть напряженной.

Разумеется, прочитав мой отчет о вскрытии, защита принялась утверждать, что действия соседей почти никак не способствовали смерти мистера Адебьо: с такой сильной закупоркой коронарной артерии, утверждали они, он уже был на пороге смерти.

На перекрестном допросе я согласился, что мистер Адебьо действительно мог умереть в любой момент из-за запущенной ишемической болезни сердца, но поспешил добавить, что точно так же он мог дожить и до девяноста. Мне доводилось проводить вскрытия людей, умерших по другим причинам, намного старше мистера Адебьо, и у них был не менее, а то и более выраженный атеросклероз, чем у него.

Ранее по просьбе адвоката обвинения я уже объяснил, что под действием стресса в нашем организме происходит выброс адреналина. Этот гормон перекрывает доступ крови ко всем органам, кроме жизненно важных, чтобы усилить приток крови, а вместе с ней и кислорода, к скелетным мышцам, мозгу и сердцу — на случай, если потребуется убегать или сражаться за свою жизнь. Причем сердце нуждается в кислороде как никогда, потому что под действием адреналина оно начинает биться гораздо быстрее. Всем знаком этот сильный, тяжелый стук в груди, когда нам страшно.

Если кровоснабжение бьющегося изо всех сил сердца ограничено закупоркой коронарной артерии, отдельные участки сердечной мышцы могут испытать острый дефицит кислорода. Ритм сердца может стать угрожающе нерегулярным. Как это было в случае с мистером Адебьо, аритмия может привести к обмороку, а он, в свою очередь, — к ушибу головы. Если смерть наступит немедленно, на сердечной мышце не будет заметных повреждений. Мистер Адебьо же прожил еще пять дней в реанимации, так что все это время в его организме продолжалось восстановление поврежденной мышечной ткани сердца.

Защита хотела выяснить, что причинило мистеру Адебьо больший стресс: вербальные оскорбления в его адрес или физический удар по лицу. Я объяснил, что одних только слов могло оказаться достаточно, чтобы вызвать опасное повышение уровня адреналина, однако боль от удара тоже могла привести к его опасному выбросу: это одно из последствий болевых ощущений.

— А что насчет жаркой погоды? — настаивал адвокат. — Что насчет замены спущенного колеса? Разве все это не вызывало у него стресс?

Я парировал, что это было ничто по сравнению со стрессом от оскорблений и удара.

Так почему же он тогда сразу не упал в обморок? Почему он успел поговорить с нападавшими, прежде чем свалиться на землю, если адреналин так усилил его сердцебиение? Я объяснил, что выброс адреналина продолжается и после завершения стрессового события. Причем выделившийся адреналин еще долго продолжает вызывать серьезные сердечно-сосудистые изменения, для которых он и предназначен. Я отметил, что после испытанного шока, даже если он не был вызван травмой, повышенный пульс, учащенное сердцебиение и чувство страха могут продолжаться еще довольно долго.

Но адвокат все не унимался. Он сморщил лицо в одном из тех карикатурных выражений недоверия, которым, полагаю, их учат в юридической школе. Конечно, сказал он, я должен быть в состоянии отличить стресс, спровоцированный ссорой, от стресса, вызванного ударом?

Это нелепое состязание продолжилось еще некоторое время. Просто отказаться отвечать на заданный в суде вопрос — не вариант, особенно когда выступаешь в качестве свидетеля-эксперта. Каким бы глупым ни был вопрос, он требует того или иного ответа. Весь фокус в том, чтобы своими ответами не дать загнать себя в угол. Я чувствовал, что еще немного, и окажусь в нем. Я решил использовать двойное отрицание.

— Я не могу с уверенностью утверждать, что в отсутствие нанесенного удара обморок не мог произойти.

Адвокат с трудом сдерживал улыбку.

Я добавил, что нам непременно следует рассматривать все происшествие в целом, потому что эти два события произошли одно за другим и их никак нельзя разделять.

Думаю, правда, что адвокат был слишком занят облизыванием губ, чтобы обратить внимание на мои слова.

С несвойственной мне категоричностью я заявил:

— Однако я также сказал бы, что предположение, будто смерть стала неизбежным следствием одних только вербальных оскорблений, а значит, физические удары можно