Но фуга — это просто крайняя форма того, что стало известно как «двойное сознание», — как в естественном, так и в искусственном состоянии объект может показывать характеристики, отличные от тех, которые он показывал в пробужденном состоянии, как это делал объект Виктор маркиза де Пюисегюра. В крайних случаях выявляемые характеристики могут настолько радикально отличаться, что один человек может оказаться в действительности двумя или большим количеством людей. Сегодня, в своем патологическом проявлении, мы называем это множественным личностным расстройством, или MPD. Но дурная слава крайних случаев скрывает часто очень простую психологическую истину: что два (или более) потока сознания могут одновременно иметь место внутри одного индивидуума, и это больше не является ненормальным явлением в психологии.

Вот что сказал Джон Эллиотсон о своих известных объектах, сестрах О’Ки:

Эти сестры представляют совершенный образец двойного сознания, быть может, самый замечательный из известных науке. В своем экстатическом бреду они ничего не знают о том, что происходит в их нормальном состоянии: не знают ни кто они есть, ни сколько им лет, ничего из того, что им известно в здравом состоянии; а в своем естественном состоянии они полностью несведущи о происходящем с ними во время бреда. Воспоминания возвращаются к ним только в состоянии делирия, когда они пробуждаются после месмерического сна. Тогда они будут действительно говорить, но их ум почти абсолютно чист: они никого не знают, не помнят ни названий, ни происхождения, ни применения вещей; они всему должны научаться заново.

Двойное сознание использовалось в некоторых странах как объяснение постукиваний, спиритического увлечения 1850-х годов. Если не принимали это как обман или иллюзию и если не склонны были также принимать спиритическую интерпретацию, то находили другую точку зрения, и некоторые психологи заключали, что феномен производила бессознательная ментальная активность участников сеанса. Указывалось, что темперамент и вера заседающих неизменно отражались в принимаемых посланиях. Лично я нахожу эту идею привлекательной. Однажды, много лет назад, двое моих друзей и я решили устроить сеанс. Мы использовали технику перевернутого стеклянного стакана на столе с буквами алфавита по периметру стола, и в какой-то момент — единственное связное сообщение, которое мы получили, — стакан просигналил по буквам «S», «Е», «X». Пожалуй, ничего удивительного для трех мальчиков-подростков! А поразительно то, с какой скоростью стакан двигался, — она была чересчур велика для нашего сознательного контроля.

Многие люди думают, что это Фрейд открыл «бессознательное». Это не так. Он просто первый, кто систематически очертил эту область и таким образом подтвердил идею, которая приходила на ум и другим, что это характеристика нормального человеческого существа, а не какое-то патологическое состояние. Он показал, что мы управляем только одним сознанием, а все остальное — это бессознательное, в противоположность более раннему взгляду, согласно которому у нас есть несколько разных центров сознания, — как если бы у нас было несколько умов. Согласно воззрению Фрейда то, что проделывает сознание, в разное время бросает свет на разные области подсознания.

Люди всегда осознавали наличие бессознательного, поскольку они знали о сновидениях, о вторичных личностях, о трансе и психозе. Отвлекаясь от снов, вспомним шекспировский образ леди Макбет, переживающей свое преступление во время приступа лунатизма, или феномен одержимости, когда человек осознает происходящую внутри него борьбу доброго духа и злого. В тринадцатом веке Фома Аквинский сказал, что бывает одержимость души, которую человек осознает не сразу. В восемнадцатом Руссо признавал, что истинные мотивации его поступков часто бывали неясны ему самому. В начале девятнадцатого века немецкий философ Иоганн Гербарт сказал: «Навязчивые идеи смутны и неуловимы для сознания, и эти бессознательные идеи продолжают оказывать свое давление на него».

Затем пришел гипноз, отличное орудие для исследования разума. Один из наиболее важных аспектов истории гипноза состоит в том, что он дал возникнуть новой парадигме бессознательной активности. Вместо того чтобы приписывать все эти феномены вторжению богов и демонов или каким-нибудь органическим нарушениям, мыслители девятнадцатого века стали думать в терминах иного потока, текущего за порогом обычного сознания. Эта новая парадигма и привела Фрейда к великому предприятию. Другими словами, отправную точку человеку, который как никто другой за последнее время революционно изменил способ нашего мышления о нас самих, дал гипноз.

Признание двойственности сознания прямо привело к современной психологической теории бессознательного. Тогда уже было известно, что вторичная личность осознающая, существует наряду с нашим нормальным сознанием. Осталось всего лишь увидеть, что вторичная личность имеет собственную целевую и разумную логику и что она продолжается дальше, чем период гипноза. То второе «я», замечали исследователи, неразрывно связано с гипнотизмом: оно может возникнуть у загипнотизированного объекта, а после гипноза исчезнуть. Однако накапливались сведения, что второе «я», наоборот, сохраняется, даже если оно остается невидимым, а первое «я» не замечает его. Самые главные сведения давало изучение постгипнотического внушения. Если я внедряю внушение в ваше гипнотическое «я», которое вы потом носите при помощи вашего нормального «я», то это показывает, что то вторичное «я» сохраняется на тонком уровне и может влиять на ваши сознательные действия и поведение.

Теперь эта истина едва ли кого удивит, но когда она была в первый раз доказано научным путем и записана Пьером Жане (Pierre Janet, 1859–1947), этим застенчивым, близоруким академиком, она вызвала бурю в медицинском мире. В частности, проводя пациентов Сальпетриера через автоматическое письмо, Жане демонстрировал постоянное сохранение того, что он называл подсознанием. Затем он предположил, что под гипнозом происходит диссоциация, или отщепление сознания от подсознательной части души. Как сознательный разум постепенно вытесняется, проходя через последовательные фазы гипнотического введения, так бессознательный постепенно выходит на поверхность, пока в глубоком гипнозе не займет все полностью, так что в результате подсознание станет сознанием. По его мнению, тот же самый процесс происходит при истерических и нервных нарушениях (фактически он, как Шарко, верил в то, что гипнотическое состояние — это форма истерии). Таким образом, он предвосхитил Фрейда не только в развитии теории подсознания, но и теории вытеснения терапевтического действия абреакции (разрядки — плача, крика, рвоты). Поскольку с истинным значением наших психических проблем нам бывает часто больно сталкиваться лицом к лицу, оно задвигается назад, в подсознание, где оно закрепляется, формирует, как он это назвал, «подсознательную идею фикс» и становится причиной всевозможных проблем.

Другие психологи-экспериментаторы также разрабатывали похожие направления почти в то же самое время. Все они привлекали получаемые под гипнозом данные, чтобы поддержать свои теории. Для Макса Дессаура (1867–1947) «подсознательное» не было, как для Жане, лишь патологической сущностью, но некой чертой ментальной структуры всех нормальных людей. Затем последовала неутомимая работа первых членов SPR и ASPR, особенно Фредерика Майерса и Эдмунда Гурнея. Майерс дошел даже до предположения, что «штормы» или расстройства подсознательного «я» отвечают за нарушения в надсознательном или повседневном «я». Главный вклад гипноза в психологию в этом контексте прекрасно объясняет Вильям Джеймс в комментариях к исследованиям Эдмунда Гурнея: