Веспасиан прорубал себе путь, круша молодых, старых, красивых и безобразных. Исполненный ненависти и ярости, он не видел разницы. Это совсем не напоминало завораживающий восторг битвы. В нем пробудилось загнанное вглубь стремление человека уничтожать всех, кто не принадлежит к одному с ним народу, племени, клану, наслаждаясь осознанием того, что их смерть приносит благо и безопасность его нации.

Когда последние из фракиек пали под ударами окровавленных мечей, ауксилиарии, удовлетворившие жажду мести, повернули назад. Не слышалось победных кличей, никто не обнимал товарища, радуясь, что битва окончена и он остался жив. Кавалеристы просто расселись по седлам и застыли в ожидании команды, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Глубоко уязвленная гордость доставляла им мучительную боль.

Взобравшись на коня, Веспасиан расположился рядом с Помпонием и наблюдал за конечной фазой битвы, разворачивающейся перед ними в предрассветном сумраке. Главные силы Четвертого Скифского проложили себе путь почти до самых ворот, которые надежно удерживали когорты Поппея. Уцелевшие фракийцы оказались зажаты между двумя отрядами тяжелой римской пехоты, сопротивление варваров все более слабело перед лицом безжалостной и высокоорганизованной силой клинков легионеров. С другой стороны ворот разыгрывалось зеркальное отображение этого боя, с наступающим Пятым Македонским в роли главной силы. Коннице тут делать было нечего. Фракийское восстание было окончательно сокрушено человеком, который, по сути, являлся хотя бы отчасти ответственным за его возникновение.

– Надо доложиться Поппею, – тихо сказал Помпоний. – И поздравить его с победой.

Легат вскинул руку и отдал приказ на рысях идти к воротам.

– Эта победа должна была принадлежать тебе, – заметил Веспасиан.

– Что ты имеешь в виду? – спросил легат, трогая коня.

Понимая, что в грядущем противостоянии с Поппеем Азинию потребуется сильный союзник, юноша поведал Помпонию про отказ командующего подчиниться приказу императора и сената и вернуться в Рим. Рассказал также про предательство Поппея и Сеяна, и про участие в заговоре Ротека и Гасдрона. По мере того как ала ехала по усеянному телами полю, слыша победные кличи легионеров, ярость Помпония росла. Причиной ее являлось не столько коварство Поппея, сколько урон, нанесенный личному достоинству легата. Войска, приветствующие победоносного полководца, могли сейчас обращаться к нему. У него украли по праву принадлежащую ему славу, а вместо этого он едва не принял унизительную смерть от рук одичавших дикарок. Достигнув ворот, Помпоний уже кипел от возмущения. Видеть Поппея, воздевшего в руке шлем, в окружении ликующих солдат, оказалось выше его сил.

– Подлая потаскуха! – вскипел легат. – Гляньте, как купается он в похвалах своих подчиненных. Они кричали бы не так громко, если знали, что этот негодяй финансировал бунт и что их товарищи умерли исключительно ради удовлетворения его амбиций!

У ворот, перед дымящимися остатками тарана, торопливо сооружалась ростра. Под приветственные возгласы легионеров Поппей направил к ней своего коня. Продвигался он медленно, потому как каждый хотел прикоснуться к нему, поймать его взгляд, услышать похвальное слово из уст полководца. Наконец военачальник достиг ростры и ухитрился взобраться на нее прямо из седла. Поппей воздел руки, затем в театральном жесте простер их вперед и развел в стороны, как бы приглашая всех разделить с ним торжество. Легионеры Четвертого Скифского и Пятого Македонского ответили восторженным ревом. Шум стоял оглушительный. Начавшись как общий бесконечный гул, он выкристаллизовался в клич. Сперва эти слова, исходя лишь от малой части толпы, оказались неразборчивы, но по мере того как все больше солдат подхватывали их, клич становился все более громким. А вскоре и вполне отчетливым.

– Император! Император! Император! – твердили тысячи людей в унисон, вздымая к небу мечи.

Поппей стоял посреди моря лиц, возвышаясь на залитом первыми лучами солнца помосте. Запрокинув голову и широко раскинув руки, он медленно поворачивался, принимая льющуюся на него хвалу со всех углов.

Помпоний повернулся к Веспасиану и вскинул бровь.

– Храбр тот военачальник, – прокричал он, перекрывая шум, – который позволяет армии величать себя императором в наши дни.

– Ему не поздоровится, если принцепс узнает об этом, – ответил юноша.

– Еще как не поздоровится! – хмыкнул Помпоний, заметив начавшуюся у платформы возню.

Четверо ликторов Азиния миновали ворота, прошли через толпу и теперь помогали сенатору взобраться на ростру. Облаченный в окаймленную пурпуром проконсульскую тогу, Азиний приблизился к Поппею и обнял его. Со своего места Веспасиан мог разглядеть, как лицо полководца, вынужденного выразить взаимную признательность заклятому врагу, исказилось в натужной улыбке. Высвободившись из объятий, Азиний вскинул правую руку Поппея. Скандирование сменилось могучим криком радости. Проконсул шагнул вперед, повернув к толпе раскрытые ладони в жесте, призывающем к тишине. Шум стих. Оратор набрал в грудь воздуха.

– Воины Рима! – Голос проконсула далеко разносился в прохладном утреннем воздухе. – Некоторые из вас меня знают, некоторые нет. Я – Марк Азиний Агриппа. – В ответ зазвучали недружные приветственные крики. – Император и сенат поручили мне передать послание вам и вашему прославленному полководцу. Послание столь важное, что носителем его способен выступать только человек консульского ранга.

На этот раз энтузиазма в возгласах из толпы стало больше. Лицо Поппея, понявшего, что его переиграли, окаменело. Азиний сделал паузу, дожидаясь тишины.

– Усилия вашего полководца были оценены по достоинству. Сенат проголосовал за предоставление ему триумфа, а император с радостью утвердил эту награду для своего выдающегося и преданного слуги.

Голос проконсула не выдавал ни намека на иронию. Радостные крики эхом прокатились по полю. Азиний поймал взгляд Помпония и сделал ему знак приблизиться. Веспасиан последовал за легатом, осторожно проведя скакуна через густую толпу легионеров вплоть до самого основания ростры. Оратор снова призвал к тишине.

– Полководцу Поппею необходимо немедленно отправиться в Рим, дабы получить справедливую награду за верную службу. – Азиний улыбнулся военачальнику, который готов был лопнуть от гнева, но поделать ничего не мог. – Однако император дает вам взамен доброго, храброго мужа, человека, которого многие из вас знают. Воины Рима, император дает вам Помпония Лабеона!

Спустившись с помощью своих легионеров с седла, Помпоний не без труда взобрался на ростру и обнял Поппея. Тому оставалось только беспомощно смотреть, как у него похищают минуту его славы. Помпоний повернулся к солдатам, и те снова притихли.

– Сегодня Поппей одержал великую победу, и награда его воистину заслужена. Я сделаю все, что в моих силах, дабы предводительствовать вами с таким же успехом, как он. Поппей может возвращаться в столицу, зная, что его люди в надежных руках. Я позабочусь, чтобы пожалованный ему вами титул «императора» отправился вместе с ним в Рим. Этот клич эхом раскатится в сенате в признание его заслуг. Каждый человек в Риме узнает про то, как возвеличили вы своего вождя. В этом я клянусь Марсом Победителем!