В два часа ночи Корниловские полки вышли за Перекопский вал и стали занимать исходное положение. В цепях 2-го Корниловского полка шли запряжки с легкими орудиями и тихо ползли танки. Перед рассветом, когда сгустилась тьма, орудия стали на позицию, танки ускорили ход, корниловцы двинулись за ними. Во всю мочь затрещали моторы, и танки врезались в проволоку. Как огромные утюги, они зашныряли вдоль и поперек неприятельских заграждений… Загрохотали пушки, ружья, пулеметы. Огненные языки лизали степь, пороховой дым крутился белыми клубами. Сзади корниловцев тяжело ухали морские орудия.

На Перекопском валу стояли наблюдатели. Весь перешеек сверкал огненными вспышками. Вдруг взвились яркие струи, и на черном небе задрожали зеленые звезды. Во вражеские окопы ворвался капитан Померанцев со своим 2-м батальоном 2-го Корниловского полка.

Без передышки, уже на рассвете корниловцы бросились брать вторую линию окопов. Латышская батарея, скрытая в хуторе Спиндияровка, била с правого фланга продольным огнем. Корниловцы побежали к батарее. Латыши открыли огонь на картечь, но было уже поздно: их окружили, и началась расправа с ненавистными артиллеристами. Всех до одного перекололи. Три латышских полка пытались оказать сопротивление за второй линией окопов около экономии Преображенка, расположенной уже за Крымским перешейком, но 1-й Корниловский полк разбил их наголову, захватив легкие и тяжелые орудия.

* * *

Прорыв укрепленных позиций красных на Крымском перешейке интересен для нас с двух точек зрения, тактической и моральной. Тактически – ход боя на прорыв укреплений соответствовал характеру ударных частей и был проведен, как мы видели, с максимальной точностью, дерзновением всех родов войск и сознанием исполняемого нами воинского долга перед национальной Россией. Моральная сторона боя будет относиться исключительно к корниловцам, дабы избежать упрека при обобщении говорить за других. Суть освещения этой стороны боя в общих чертах сводится к следующему: в Крым мы прибыли после тяжелого поражения, равного, пожалуй, дням гибели под Екатеринодаром нашего вождя и шефа полка генерала Л. Г. Корнилова. Главным в этом, тогда и теперь, было тягостное для нас сознание, что народы Российской Империи, в массе своей, быть может, из животного страха пошли в ряды нашего врага, чуждого им и нам интернационала. Тогда, до 1-го Кубанского похода, до 17 тысяч офицеров, находившихся в Ростове и Нахичевани, уклонились от похода с нами, а положение на Дону определил своим выстрелом большой русский патриот генерал Каледин, один из немногих верно оценивший безнадежность самостийных построений вне решения общего Российского вопроса. Теперь, то есть после 1-го Кубанского похода, когда стало ясным его значение и когда цель его – «зажечь светоч» – была осуществлена и вся Россия узнала о целях обеих борющихся сторон, то, несмотря на это, по выходе Добровольческой армии на Московскую дорогу мы встретили интернациональную Красную армию, по выражению советских источников созданную Лениным (это, конечно, жест партийной вежливости) и военспецами Императорской армии, ставшими «верными сынами своей советской родины». Что это именно так, это мы особенно хорошо узнали в битве под Орлом, когда карьеристы и шкурники из числа «бывших» использовали все ресурсы страны, спокойно переданные Керенским Ленину, и создали совместно с чекистами подавившую нас своей численностью Красную армию. Под давлением этой массы, отбиваясь с мужеством, достойным Императорской армии, мы принуждены были пережить Новороссийскую катастрофу, сконцентрировавшую в своей точке все неудачи Вооруженных сил Юга России. Они критикуются под тяжестью пережитого поражения или нежелания признать его. Критика жестокая, доходящая в своих суждениях до возможности чуть ли не повернуть наше поражение в победу на полях и водах Новороссийска!

Жестокий лик войны для нас, корниловцев, всюду был одинаков, всюду лилась русская кровь, но под Новороссийском он был особенно тяжел, подводя итог пройденному нами пути. Операция эвакуации из Новороссийска переживалась нами как желание использовать в борьбе все возможности, и этой последней возможностью был Крым.

Первые дни в Крыму были для нас полны тревог: произошла смена Верховного командования с переименованием «Вооруженных сил Юга России» в «Русскую Армию», с критикой, изображавшей нас чуть ли не бандой. Отказ генерала Деникина, как бы к нему ни относиться, имел в своем основании признание невозможности продолжать борьбу в такой форме, и первое обращение к нам Главнокомандующего, генерала Врангеля, обещало нам только с честью вывести нас из создавшегося положения, другими словами – был выражен тот же взгляд. Отвергнутое им с презрением предложение англичан о посредничестве для переговоров с врагом было встречено в армии с восторгом, так как отвечало настроению всех: драться на родной земле до последней возможности. Сознание, что в Крыму мы должны иметь дело со старым, во много раз сильнейшим врагом, нас не смущало, но вот оценка выполнения нами в последних боях своего воинского долга сильно коробила нас. Собственно, что же произошло? Плохо были одеты и истощены, но все это было и под Орлом, где плюс к этому многие были и без шинелей. А ведь дрались временами с врагом, превышавшим наши силы чуть ли не в двадцать раз. Одно только в позорящей нас клевете было правдой: что много мы бросили материальной части при эвакуации в силу создавшихся условий, а конский состав был полностью оставлен. Но сила духа Корниловских полков была на высоте, и дезертирства не было. Все это переживалось и взвешивалось в душе каждого корниловца, отливаясь в старое наше настроение – «умереть или победить».

И 25 мая 1920 года это настроение должно было вылиться в действие. Я мало знал, чтобы кто-либо твердо верил в наш полный конечный успех борьбы при таком соотношении сил обеих сторон, но желание нанести возможно больше вреда власти извергов интернационала было общим. Не забывали мы в этих переживаниях и наших жестоких критиков. Победой в первом бою нам хотелось сказать им: жив дух ударников генерала Корнилова, да здравствует Россия!

Первый бой в Крыму эти надежды оправдал и укрепил нас в старой преданности заветам горячо нами чтимого вождя и шефа полка генерала Аавра Георгиевича Корнилова, определившего требования нашей службы в борьбе за честь России в своем знаменитом прощальном приказе: «…Будьте и впредь такими, как вы теперь. Все ваши мысли, чувства и силы отдайте Родине, многострадальной России. Живите, дышите только мечтой о Ее величии, счастье и славе. Бог в помощь вам! 1 сентября ст. ст. 1917 г. Генерал Корнилов».

Успех боя 25 мая 1920 года был ценен для нас не сам по себе даже, но особенно своими последствиями: он влил в нас ту силу, с которой мы достойно вели борьбу с поработителями национальной России и которую генерал Врангель