37. объявил бы ему число шагов моих, сблизился бы с ним, как с князем.

31:35–37

Как говорится, бойтесь своих желаний. Бог все-таки является Иову. Но не дает ему возможности ответить или защитить себя. Вместо этого он является во всем своем могуществе и сокрушает Иова своим божественным величием, решив появиться вместе с сильной бурей, упрекает Иова за все его слова и за оспаривание воли Бога, который может и делает то, что сам решает, ибо Он один является Всевышним:

1. Господь отвечал Иову из бури и сказал:

2. кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла?

3. Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне:

4. где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь.

5. Кто положил меру ей, если знаешь? или кто протягивал по ней вервь?

38: 1–5

16. Нисходил ли ты во глубину моря и входил ли в исследование бездны?

17. Отворялись ли для тебя врата смерти, и видел ли ты врата тени смертной?

38: 16, 17

33. Знаешь ли ты уставы неба, можешь ли установить господство его на земле?

34. Можешь ли возвысить голос твой к облакам, чтобы вода в обилии покрыла тебя?

38: 33, 34

Иов отвечает на впечатляющую демонстрацию божественной мощи — Бог является единственным Всевышним, а Иов, по сравнению с ним, никто — со смирением: «Вот, я ничтожен; что буду я отвечать Тебе? Руку мою полагаю на уста мои» (39: 34). Но Богу этого недостаточно. Он снова обращается к Иову, опять же из бури:

2. препояшь, как муж, чресла твои: Я буду спрашивать тебя, а ты объясняй Мне.

3. Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя?

4. Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли возгреметь голосом, как Он?

40: 2–4

Это продолжается еще две главы, после чего Иов, сокрушенный, неспособный вымолвить и слова в свою защиту, просто говорит:

2. знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено.

42:2

5. Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя;

6. поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле.

42: 5, 6

И на этом поэтическая часть заканчивается.

Годами ученые делали множество предположений о том, как следует интерпретировать взаимоотношения между Богом, являющим себя в буре, и Иовом, дрожащим от страха перед ним. Важно решить, как интерпретировать эти отношения, так как, в каком-то смысле, суть всего поэтического диалога основывается на том, как мы воспринимаем его финал. Одна вещь ясна всем толкователям: взгляды традиционной мудрости ошибочны; утверждение о том, что только грешники страдают, а праведники процветают, — далеко от истины. Иов и правда не был ни в чем виноват, но ему пришлось терпеть муки. Но почему? Ответ зависит от того, как мы понимаем сцену явления Бога в финале книги и ответ Иова.

Среди наиболее популярных интерпретаций можно выделить следующие:

• Иов в итоге получает то, чего хотел (в хорошем смысле), — встречу с Богом. Эта интерпретация по сути своей верна, но проблема заключается в том, что на самом деле Иов не получает желаемого, а хотел он получить шанс защитить себя перед Богом. Бог так и не предоставляет ему этого шанса, попросту не давая ему возможности говорить, безусловно, Бога попросту не волнует, что именно Иов хочет сказать.

• Иов все же признает свою вину перед Богом, как только тот является ему. Проблема этой точки зрения в том, что Иов не признает, что он виновен, только лишь что он смертен, и не более. Иов не считает, что сделал что-то плохое, — хотя бы потому, что он и правда ничего не сделал, — он лишь признает, что напрасно допускал мысль о том, что может оправдать себя перед Богом.

• Иов должен прийти к пониманию того, что ему стоит рассматривать свои личные проблемы в ракурсе общемировых, что в сравнении с этими глобальными вопросами, касающимися всего сущего, его переживания не так существенны. Загвоздка в том, что это прочтение допускает, что страдания Иова уместны по причине того, что он является лишь крошечной частью глобального мироустройства. Но это далеко не единственное, о чем говорит Бог, что идет вразрез со смысловой нагрузкой книги в целом.

• Иов должен осознать, что Богу приходится о слишком многом заботиться, управляя целой Вселенной, и у него попросту нет времени на решение индивидуальных проблем. Проблема в том, что эту точку зрения также нельзя применить ко всей книге. Дело не в том, что Бог не участвовал в жизни Иова, занимаясь остальным миром; напротив, Бог вмешивался в его жизнь слишком часто — не оставлял его в покое и наказывал, несмотря на то что Иов был безгрешен и не сделал ничего дурного.

• Как же тогда трактовать содержание поэтического диалога? Ключ к пониманию может заключаться в том, что Иов отчаянно требует ответа на вопрос, за что на его долю выпали такие страдания, а Бог так и не дает ему ответа. Рассмотрим обе речи Бога. Он так ни словом и не обмолвился о том, почему все это происходит с Иовом. Он даже не говорит о том, что Иов попросту получил по заслугам (на чем так долго настаивали друзья Иова), или что это было испытанием его веры (как указано в прозаической части), или что это все происки Сатаны, или по какой-то иной причине. Он не дает никакого ответа. Вместо этого Бог сообщает Иову о том, что он, Бог, будучи Всевышним, не должен отвечать на вопросы простых смертных и любые поиски ответа, правды и понимания оскорбляют его и его божественные права. Бога нельзя ни о чем спрашивать, и не надо пытаться найти причины этому факту. Любой, кто осмелится бросить вызов Богу, будет немедленно испепелен, стерт в порошок силой божественного присутствия, вынужденный раскаиваться в первую очередь только лишь в желании узнать ответ. Решение проблемы страдания в том, что этого решения не существует, и нам не следует ожидать найти его. Дабы не оскорбить Бога.

В конце концов мы остановились на такой интерпретации проблемы страдания, с которой остальные авторы Библии, несомненно, не согласились бы (включая автора повествовательной прозы, начинающей и завершающей Книгу Иова). Неужели Бог может пытать, наносить увечья и убивать безнаказанно, только потому, что он Бог? Без каких-либо видимых причин? И если Бог поступает таким образом, можно ли считать эти поступки правильными? Дает ли неограниченная власть неограниченные права? И неужели мы, смертные,