Тот заговор тоже кончился неудачей. Из обширных материалов следствия имя князя Шибанского было тщательно вымарано, отчасти потому, что императору Николаю I не нужен был лишний скандал, в основном же оттого, что Иван Иванович тогда скоропостижно скончался, а его сын, вышеупомянутый Дмитрий Иванович был еще слишком юн, чтобы участвовать в заговорах.

Именно Дмитрию Ивановичу удалось если не изжить, то притушить в себе ненависть к Романовым и выработать новую тактику борьбы. Нет, он ни в коем случае не подвергал ревизии завещанный ему предками «путь», он просто переставил акценты или, если угодно, очередность целей. Предки говорили: «Это наш род создал великую Русь! Только мы знаем, что надо Руси! Только мы, вернувшись к власти, можем повести Русь по правильному пути!» В душе Дмитрия Ивановича род его и Русь были связаны столь же неразрывно, вот только Русь, Россию он поставил на первое место. «Мы знаем, что необходимо делать для счастья Руси, так сделаем это, пусть и руками Романовых!» — говорил он.

Родные и близкие Дмитрия Ивановича приняли новый курс далеко не сразу и смирились лишь после многочисленных клятв и уверений, что конечная цель остается неизменной. Были и упорствующие, друг детства князь Петр Долгорукий хлопнул дверью и уехал в Европу, полагая, без всяких на то оснований, что там кому-то интересна правда о России и что его голос оттуда лучше дойдет до слуха русского народа. Самым же непримиримым оппонентом Дмитрия Ивановича был … его собственный и единственный сын.

В Иване Дмитриевиче, казалось, возродились боевой дух и неистовство деда. В припадке юношеского максимализма он рвался в революцию, отвергая проповедуемую отцом эволюцию, наибольшее его отторжение и осуждение вызывал метод, принесший наилучшие результаты. Метод этот действительно может показаться предосудительным высокоморальным потомкам, людям будущего века, но в то время он был самым что ни есть обычным и если возбуждал какие-то негативные чувства, то лишь зависть.

Имя ему было — фаворитка. Княжна Долгорукая, но не Екатерина Михайловна, а ее дальняя родственница Александра Сергеевна, состояла при императоре Александре в годы, когда замышлялись и объявлялись основные реформы его царствования — освобождение крестьян, судебная реформа, расширение прав земств. Стоящий за ее спиной князь Шибанский оставался в тени, но о роли самой княжны в продвижении реформ общество было прекрасно осведомлено, именуя ее La Grande Mademoiselle — нечто среднее между неофициальным почетным титулом и сомнительного рода прозвищем. Именно она была выведена в романе Тургенева. Затем последовал резкий и неожиданный разрыв, княжна была выдана замуж за старого генерала Альбединского, богатое приданое невесты включало пост варшавского губернатора.

Князь Иван Дмитриевич Шибанский из-за тогдашних принципиальных расхождений с отцом не был осведомлен о деталях интриги и не знал точно ни обстоятельств появления княжны Долгорукой в окружении императора, ни истинных причин разрыва. Когда же в нем пробудился интерес к политической деятельности, справиться было не у кого — отец его скончался вскоре после описанных событий. Бремя верховной власти и высочайшей ответственности перед родом, неожиданно легшее на плечи молодого человека, весьма поспособствовало его быстрому взрослению. Вынужденный принять на себя управление обширным имениями, князь Иван Дмитриевич скоро обнаружил, что отец его занимался не только дворцовыми интригами, но и строительством нового-старого уклада русской жизни, пусть пока в пределах их имений. Продолжив дело отца, занимаясь практическими земными делами, князь Шибанский неожиданно для себя увлекся ими, что привело постепенно к пересмотру всех его жизненных установок. Вот только к дворцовым интригам он по-прежнему относился отрицательно. А интрига уже зародилась, она пока созревала, тихо тлела, готовая вот-вот полыхнуть пожаром.

Сравнительно долгая связь с княжной Александрой Долгорукой и опосредованное влияние князя Дмитрия Ивановича Шибанского не прошли для императора Александра бесследно. Никто никогда не узнает, как и когда запала ему в голову идея, определившая многие его поступки последних пятнадцати лет его царствования, но идея, несомненно, была и состояла она в прекращении давней распри между царственными русскими родами путем их кровного объединения.

Пространство для маневров у императора было очень узким. С одной стороны, род князей Шибанских был немногочислен и представлен исключительно мужчинами, родственные же связи их с другими русскими родами давно пресеклись или держались в тайне — Александру была доподлинно известна лишь связь с некоторыми ветвями Долгоруких. С другой стороны, он не мог женить старшего сына (младшие не рассматривались) на близкой родственнице Шибанских. Во-первых, для признания этого брака династическим требовалось объявить истинную родословную князей Шибанских, что по многим причинам было невозможно. Во-вторых, в жены наследнику русского престола была уже расписана датская принцесса Дагмара. Договоренность была нерушимой, когда старший сын Александра цесаревич Николай скончался, принцесса перешла по наследству к его брату и новому наследнику престола Александру Александровичу.

Пришлось императору взваливать всю тяжесть предприятия на свои плечи и обращать собственное внимание на старшую, хотя еще и малолетнюю, дочь князя Михаила Михайловича Долгорукого Екатерину. О серьезности намерений Александра свидетельствовали его слова, сказанные им после их первого любовного свидания: «Я не свободен сейчас. Но при первой возможности я женюсь на тебе. Отныне и навеки я считаю тебя своей женой пред Богом». Слова были немного кощунственными, ибо первой и единственной возможностью была смерть императрицы, но сказаны они были отнюдь не в любовной лихорадке — ветреного императора с того дня как подменили.

Ждать им пришлось долго, в описываемое время их связь продолжалась уже более тринадцати лет, но ведь и первого любовного свидания Александр, против обыкновения, добился отнюдь не быстро. Внимание, оказываемое императором воспитаннице Смольного института княжне Долгорукой, не прошло незамеченным для общества, но еще раньше о нем доложили князю Шибанскому. Тот, питая презрение к дворцовым и, особенно, альковным интригам, поспешил встретиться с шестнадцатилетней княжной и, пользуясь правом старшего родственника, предупредил ее о недостойных намерениях стареющего государя и предостерег от опрометчивых, необратимых, унижающих ее высокий титул поступков.

Чем настойчивее становился император, тем чаще приходилось князю Шибанскому встречаться с девушкой и укреплять разрушающийся редут. Чего он никак не мог ожидать, так это того, что «глупая девчонка» без памяти влюбится в пятидесятилетнего императора, впрочем, в этом князь нисколько не отличался от остального общества. Не мог он знать и другого результата их совместного с княжной упорства — двухлетняя осада настолько распалила Александра, что его головная страсть переросла в сердечную. Даже когда все произошло, князь Шибанский не успокоился, он требовал от княжны немедленно разорвать богопротивную связь, с этим же требованием он явился и к Александру, так они впервые сошлись лицом к лицу.

Их жесткое столкновение в тот вечер имело благотворные последствия, обычные для сшибок сильных мужчин, — они если не подружились, то внешне примирились. Чем дальше, тем с большим удовольствием и радушием встречал князя Александр, оказалось, что их взгляды во многом совпадают, особенно в том, что касалось величия державы и сущности царской власти. В конце жизни Александр говорил, что ни один человек в России не понимал его так, как князь Иван Дмитриевич Шибанский, какое-то подобие такого понимания он встречал у некоторых европейских монархов, но тем не хватало размаха. В свою очередь и князь Шибанский с годами попривык к Александру, спорил с ним как с равным и все реже находил в себе силы сопротивляться чарам легендарного романовского обаяния.