Пробежав буквально по несколько десятков шагов, они вдруг осознавали, что ворота на самом деле закрыты. Через них никто не пытается сделать вылазку, а сами защитники, не менее удивленные и обескураженные утренней какофонией звуков, с интересом и затаенной надеждой смотрят куда-то им за спины. Именно в этот момент гронхеймцы начинают понимать, что стрелы летят в лагерь отнюдь не со стороны города. И первые, кто до конца разобрался в ситуации, оборачиваясь назад, вдруг понимают, что из загонщиков превратились в дичь.

За спиной высокая стена города, слева сплошная стена ростовых щитов, над которыми в их сторону торчит частокол острых копий. Причем, в отличие от стены городской, последняя медленно, но верно движется в их сторону. Справа раскручивается смерч легкой конницы, из которого рассерженными шершнями летят стрелы. На то, что эти стрелы почти никого еще не задели, никто из них не обращал внимания. У страха глаза велики.

Впереди вроде совсем недалеко лесок, где можно укрыться (о сопротивлении у большинства гронхеймцев даже мыслей не было) или, в конце концов, организоваться, вот только рыскающие между ним и лагерем огромные волки и быстрые, как сама мысль, воины в черных одеждах с закрытыми лицами напрочь отбивали все мысли о якобы безопасном пути бегства.

Но все же гронхеймцы были не бандой висельников. Появившиеся из шатров (тех, что еще оставались стоять) командиры быстро оценили ситуацию и где громкими четкими приказами, а где и пинками под зад споро стали наводить порядок в своем войске.

– В строй, в строй, хурговы выродки, – орали они на своих подчиненных, пытаясь из хаотично мечущихся разумных собрать боеспособный, организованный отряд.

И им это удалось. Уже вскоре четыре сотни бойцов выстроился в каре и прикрылись щитами. Еще через мгновение из самого богатого шатра в центре лагеря вышел благородный в начищенных до блеска доспехах. Его правая рука лежала на богато украшенном эфесе полуторного меча, что висел в не менее богатых ножнах на его боевом поясе, а левая держала под мышкой шлем с огромным белоснежным плюмажем. Вокруг командира, а никем другим этот благородный быть не мог, тут же образовалась стайка благородных рангом пониже. Кто-то из них, уже вытащив из ножен свой клинок, хмуро и затравленно озирался по сторонам. Кто-то нашептывал командиру, кивая то в сторону леска, то в сторону привязанных у коновязи лошадей, возможные пути отступления. Кто-то благоразумно молчал и ждал решения высшего командования.

Но были и такие, кто, обведя всю округу взглядом, лишь улыбнулись, вытащили из шатров плетеные кресла и с бокалом вина уселись смотреть разворачивающиеся вокруг них события. И со стороны было непонятно: то ли они абсолютно уверены в силе своих воинов, то ли решили последние мгновения своей жизни встретить с относительным комфортом. А может, была и совсем иная причина – дать однозначную характеристику их поведения было просто невозможно.

– Ваша милость, нужно атаковать в сторону пешцов, – заискивающе глядя в глаза командиру, проговорил один из приближенных. – Отсюда видно, что строй у них не такой уж и глубокий. Если слитно ударить, можно прорвать линию и уйти на тракт.

Откуда было знать молодому гронхеймскому баронету, чей боевой опыт по настоящее время ограничивался лишь парочкой рейдов на висельников, что это не просто хорошо сбитый строй, а более совершенное воинское построение для боя. А вот командир, похоже, знал.

– Дурень, – высокомерно посмотрел он на него. – Это подобие гномьего хирда. Его и рыцарским клином не всегда удается прорвать. Но выхода у нас все равно нет. Отдай команду атаковать.

Порученец еще не успел вернуться назад, когда каре гронхеймцев стронулось с места и, постепенно наращивая скорость, под подбадривающие воинственные крики устремилось вперед. В горячке боя, из-за желания прорвать строй врага и выжить назло всем смертям, воины Гронхейма позабыли о самом главном, что делает любое войско практически непобедимым – о строе. Кто-то вырвался вперед, кто-то отстал. Кто-то упал, споткнувшись о нечаянно подвернувшийся камень, а его не стали ждать. Так или иначе, но каре развалилось.

Противник же таких оплошностей не делал. Хирд вдруг резко остановился. Щиты рыбьей чешуей стали стремительно наползать друг на друга. И уже в следующий миг довольно плотно сбитый строй уплотнился еще больше и стал похож на огромного бронированного зверя, ощетинившегося колючками-копьями во все стороны. Волна гронхеймских воинов разбилась об этого зверя, как прибой о скальный утес, оставляя на его колючках тела насквозь пронзенных бойцов. А когда выжившие отхлынули, хирд, как единый организм, вдруг вздрогнул, вздохнул, приподнимая щиты, стряхнул с себя тела самых неудачливых противников и несокрушимым катком, печатая шаг под громкое «Урх-х, Урх-х, Урх-х», покатился дальше, гоня перед собой остатки атаковавшего их отряда.

– Да они как курят нас раздавят, – раздался над лагерем голос с паническими нотками.

– В точку, – салютуя полным бокалом неизвестному оратору, вдруг ухмыльнулся зрелый воин, один из тех, кто с комфортом восседал в креслах.

– И это лучшая армия к западу от Пепелища? – презрительно сплюнул Ольд Коготь (именно он был тем самым командиром в начищенных доспехах), наблюдая, как его воины пятятся назад к лагерю.

– Или вас кто-то ввел в заблуждение по этому поводу, ваша милость? – снова заговорил острый на слово благородный, не забывая прихлебывать вино. – Или вам это приснилось сегодня ночью и вы приняли желаемое за действительное?

– Барон, – срываясь на фальцет, прокричал баронет, что недавно давал своему командующему советы и что вился рядом с ним, пытаясь угадать малейшее желание своего сюзерена, – ваша светлость, а не ваша милость. Извольте извиниться, а не то я буду вынужден призвать вас к ответу.

– Баронет, – с легкой ухмылкой покачал тот головой. – Вам не надоело лизать зад барону Тархо? Неужели не понятно, что он уже никогда не станет графом, а вы не обзаведетесь своими землями под его крылышком? Впрочем, можете продолжать это делать, скоро задница нашего командующего может оказаться на колу, и с легкостью провернуть привычную для вас процедуру станет уже не так легко.

– ЧТО-О-О? – одновременно взревели Ольд Коготь и его порученец, хватаясь за клинки.

– Они не стреляют, если ты не берешься за оружие, – снова раздался недавний голос, что вещал о курятах, прерывая зарождающийся конфликт.

– И они не добивают раненых, – вторил ему еще один. – Бьют мечами плашмя по шеломам.

Эти крики послужили спусковым механизмом всех дальнейших событий. Простые воины быстро стали сваливать в одну кучу свое оружие и дистанцироваться от своих командиров, собираясь в сторонке неорганизованной толпой. В стане благородных тоже единства не было. Они, как это и бывает чаще всего, разделились на сторонников Ольда Когтя, соратников неизвестного барона, что вступил с ним в перепалку, и остальную массу, готовую в любой момент примкнуть к наиболее сильному. Именно в этот момент и подъехал к ним Атей.

– Доброе утро, гариэры, – чуть склонив набок голову, кивнул он.